Алиса Горшенина
Художница Алиса Горшенина из деревни Якшина Свердловской области посылает капсулу прошлого и рентген настоящего в будущее: ее работы — это русский футуризм, сон, явь, хтонъ, сказ, миф. И хотя кураторы были бы не прочь сделать из Горшениной пламенную феминистку, носительницу национальной идентичности или символа новой телесности, ее героиня глобальнее всех этих движений. Героиня творчества Горшениной — она сама.
Манифест
О художнике и его праве
Я начну с самого главного. Мои работы принадлежат только мне и никому другому, они должны ассоциироваться только со мной, фотографироваться в них могу только я или члены моей семьи. Как правило после подобных слов люди мажут рукой, крутят пальцем у виска или начинают уверять меня в том, что я выбрала неправильный путь. Возможно! Но это единственный путь, по которому я готова пройти. Я могу отказаться от возможных заманчивых перспектив ради сохранения аутентичности моего визуального языка. В мире перестали ценить частное, я же стараюсь его сохранить. Этим можно объяснить то, что я постоянно делаю автопортреты. Они не про эго или нарциссизм, они — способ подчеркнуть прямую связь между мной и моим творчеством. Мне очень нравится трогать или примерять мои объекты. Но я не подпускаю к ним людей, возвожу вокруг себя плотные, но прозрачные стены. При этом мне не хочется выглядеть загадочной и далекой для зрителя, я хочу чтобы меня воспринимали такой, какая я есть.
Как понимать современное искусство? И нужно ли?
А я обычная Алиса из деревни Якшина. Искусством занимаюсь с детства. В личной хронологии я поставила бы отметку на 2013 год — тогда в моем мире появился зритель. Свои первые выставки я организовала сама и была настолько активна, что меня, в конце концов, заметили, стали приглашать в разные галереи. Я уже давно не нуждаюсь в самоорганизации, но не перестаю ей заниматься: так мне нравится намного больше. В прошлом году я сама устроила свою персональную выставку в деревне, где родилась. Технически — одну из самых сложных в моей жизни. И это понятно: вместо обычных дебатов с кураторами, мне предстояло договориться с председателем колхоза. Вместо вопроса, на какую стену поместить работу, были вопросы, какой высоты надеть сапоги, чтобы перейти реку и разместить в ней объект и как сделать так, чтобы работа в заброшенном доме не повредилась о старый обветшавший наличник. Основными зрителями были не городские зеваки, а местные жители, которые пришли на вернисаж после того, как подоили корову или покормили куриц. В общем, ответственность, как вы понимаете, в разы выше. Именно так я осознала, что мое творчество может быть понятно абсолютно разным людям, неважно, знакомы они с совриском или нет. Я верю в то, что каждому вне зависимости от происхождения или национальности доступен один общий язык — язык искусства, и я учусь говорить на нем как можно чище и яснее.