«Это полностью изменит мир»: миллиардер Богуславский о том, как заработал $1 млрд на одной сделке, и грядущем перевороте в интернете
Гость Forbes Capital, венчурный инвестор и миллиардер Леонид Богуславский рассказал, как он ищет потенциальных единорогов, почему он так и не вложился в социальную сеть «Вконтакте» и чем талантливые бизнесмены похожи на теннисистов
Основатель инвестиционного фонда RTP Global Леонид Богуславский прославился крупными инвестициями в интернет-компании, которые впоследствии стали ключевыми игроками на российском рынке. Сейчас миллиадер предпочитает вкладывать деньги в зарубежные стартапы, хоть и признается, что хотел бы больше инвестировать в России. За последние годы Богуславский собрал по-настоящему звездный портфель — в нем оказалось целых восемь единорогов, то есть компаний с капитализацией свыше $1 млрд. Среди недавних побед бизнесмена — успешное IPO софтверной компании Datadog на бирже NASDAQ, которое прошло по оценке $11 млрд и в моменте увеличило его личное состояние на $600 млн. Также Богуславский заработал $260 млн на выходе из немецкого онлайн-сервиса доставки еды Delivery Hero. О том, где искать потенциальных единорогов, какая технология станет next big thing и у кого стоит учиться инвестированию, миллиардер рассказал журналисту Елене Тофанюк.
Сегодня у нас в гостях венчурный инвестор, миллиардер и сын Зои Богуславской Леонид Богуславский. Леонид Борисович, здравствуйте.
Здравствуйте, Елена.
Вы недавно заработали совершенно фантастические деньги на IPODatadog, увеличив свои вложения, по-моему, в 400 или в 500 раз. Вопрос следующий: что чувствует венчурный инвестор, когда получает такой результат?
Вы знаете, мы пока денег не заработали, мы просто заработали оценку на свою долю в компании Datadog. Пока это все-таки еще не деньги. А что чувствует? Я думаю, примерно то же самое, что и спортсмен, который выиграл какой-то важный старт, потому что — для меня это еще важно — до этого момента нас рассматривали через призму успеха одного проекта — это «Яндекс». И вот то, что у нас возник еще целый ряд многомиллиардных компаний, где мы были первыми инвесторами, и Datadog как последний успех — это говорит о том, что мы стали серийными инвесторами по выращиванию единорогов.
У вас же восемь единорогов?
Да, пять компаний уже публичные и еще три частные компании в нашем инвестиционном портфеле.
А кто принял решение инвестировать в Datadog — вы или ваша команда?
Вы знаете, это всегда команда. Я только принимаю окончательные решения — инвестируем мы или нет. То есть у меня есть, что называется, право вето. Команда полностью все обсуждает, зачастую я участвую в обсуждениях, но команда принимает решения без моего влияния на первом этапе. Потом я сам смотрю проекты и там уже одобряю это или могу сказать, что мы не делаем сделку. Это, кстати, бывает очень редко, когда я говорю, что мы не делаем сделку.
А что вас может отвратить от сделки?
Когда я что-то увидел, чего не увидела команда. Либо я засомневался в основателе, либо я засомневался в масштабе, или мне показалось, что конкурентная среда очень рискованная. Но это реально бывает очень редко. То есть, как правило, я просто утверждаю то, что команда мне предлагает.
То есть Datadog вы просто утвердили?
Да. Datadog — это большая заслуга члена моей команды, Кирилла Шейнкмана, который возглавляет наш офис в Нью-Йорке. Он, в силу своего бэкграунда, вообще софтверный предприниматель…
То есть он смог понять, что она делает…
Ну как бы мы все поняли, что она делает, но реально…
Вы долго читали, пытались разобраться, что она делает, на самом деле?
Действительно, это такая очень инновационная компания, софтверная, и поскольку Кирилл вообще ветеран Oracle — он был одним из первых разработчиков и программистов в Oracle и потом сам лично создал два софтверных стартапа, которых он продал, у него как раз очень большой опыт в том, что по-английски называется enterprise software и различные софтверные решения. У нас не только Datadog, у нас в американском портфеле несколько софтверных компаний, которые очень успешны.
Вот у вас есть восемь единорогов. А сколько вы хотите всего иметь единорогов? Где предел?
Вы знаете, это все равно, что спросить футболиста, сколько матчей он хочет выиграть. Он ответит, что будет делать это до тех пор, пока его карьера в силу возраста или отсутствия травм позволит ему это делать. То же самое и здесь. Мне очень нравится этот бизнес, я получаю колоссальное удовольствие от работы со своей командой и огромное удовольствие работать с молодыми предпринимателями и с компаниями. Я вообще считаю, что в силу определенного опыта и возраста у меня начинает возникать такая миссия, что ли — я передаю свои знания и опыт, я с удовольствием делюсь ими. Иногда — и сейчас даже чуть чаще — на каких-то публичных выступлениях, когда приходят молодые ребята, я им очень откровенно рассказываю про какие-то свои находки — и жизненные, и профессиональные. Мне кажется это очень важным.
Например? Поделитесь какой-нибудь последней находкой.
Это [разговор] на час. Ну вы же, на самом деле, слышали какие-то находки, которые рассказывают [другие]. Ну как? В основном это касается того, как ты себе определяешь какие-то цели, как ты проявляешь волю, чтобы их достичь, что ты должен выходить из зоны комфорта, как важно и правильно рисковать и так далее.
Это, кстати, очень важный вопрос — как правильно рисковать. Ведь есть же риск, который имеет смысл брать, а есть риск, который не стоит брать.
Честно скажу, это, конечно, зависит от нескольких элементов. Первое — то, что ты человек, который в принципе готов брать на себя определенный риск. Дальше каждый человек для себя решает (сам), потому что у всех, в общем, разная планка риска. Второе, что очень существенно, — ты оцениваешь этот риск, потому что если у тебя недостаточно опыта, то ты можешь неправильно оценить этот риск и превысить эту планку или, наоборот, не пойти на риск, который вполне доступен. Но это уже очень индивидуально, потому что есть успешные люди, которые берут очень небольшой риск на себя, есть очень успешные «ковбои» (как я их называю), которые если не прыгают со скалы в непонятную воду, то, во всяком случае, берут повышенный риск, и это зачастую оказывается успешным.
Вы сколько на себя готовы взять риска, если перевести это в деньги? Вот Forbes оценивает ваше состояние в $2,2 млрд. Сколько из этого вы готовы потерять, чтобы понять, какой уровень риска вы готовы взять?
Раньше, когда я был помоложе, я говорил, что вообще был готов все потерять, кроме какого-то минимума для того, чтобы поддержать уровень жизни семьи, естественно. Но я был готов все потерять, потому что был настолько уверен в себе и в том, что я снова поднимусь и заработаю или восстановлю потерянное своими усилиями. Сейчас все-таки другая ситуация, но я могу сказать, что, в принципе, я готов все потерять, но только чтобы это не сказалось на детях, маме и моей семье. Ну, будет неприятно, естественно. Я не говорю, что мне все равно — потеряю я или нет. Конечно, это неприятно, это будет болезненно, но это не будет трагедией, от которой я впаду в какую-то депрессию. Я уверен, что этого не будет.
А что вы будете делать, если это произойдет? Вам же захочется как-то вернуться к предыдущей деятельности?
А к какой из них? У меня же было их несколько.
К венчурному инвестированию, я так понимаю.
Нет, ну к предыдущей деятельности мне не получится, конечно, вернуться — в среду ученых и стать опять ученым-математиком, потому что прошло очень много времени…
А вы скучаете?
Нет, я не скучаю, но я просто отвечаю на вопрос, что это уже невозможно, потому что, конечно, потеряны определенные знания за это продолжительное время. Но я бы мог вернуться в свою жизнь, которая была чисто предпринимательской, то есть начать какую-то компанию с нуля. Еще проще мне было бы вернуться в мою жизнь бизнес-консультанта. Я был бы даже, наверное, лучшим бизнес-консультантом, чем я был в PwC, потому что с тех пор я массу уроков получил, усвоил, и сейчас у меня принципиально другой жизненный опыт.
Да, вы рассказывали, что ваши уроки стоили вам $160 млн, примерно…
Да. Можно, считая, что это стартовый капитал, попытаться возобновить консультационную деятельность.
Вы же в Кремниевой долине живете в основном, нет?
Нет.
А где? Летаете между странами?
Я достаточно много времени провожу в Москве, а в остальное время летаю между странами. Но в Долине, честно, я давно не был. У нас офис в Нью-Йорке, я бываю в Нью-Йорке, и если езжу по Америке — я иногда там встречаюсь с какими-то компаниями — это просто поездки на пару дней. Я достаточно много времени провожу в Европе, потому что у нас много компаний в Германии, Англии, и туда ближе летать. Я бываю в Индии, бываю в Сингапуре, в Юго-Восточной Азии.
Вы не хотите вообще закрыть все инвестиции в России, перестать уже с этим связываться?
Это было бы неправильно, потому что, естественно, и у меня, и у команды самые глубокие знания, конечно, по российскому рынку, и нам проще и оперативнее, в общем-то, помогать российским предпринимателям, российским стартапам успешно развивать компании. Мы только чуть-чуть сместили фокус, когда смотрим на компании в России, на то, что мы смотрим только те компании, которые имеют международный потенциал. То есть продукт или сервис, который компания разрабатывает, может работать не только в России. Мы практически перестали смотреть на компании, которые могут существовать только на рынке России.