Дневник. Театр
Нина Агишева
Дракон forever
«Не о власти. Не о любви. Не о деньгах» — так отрекомендовали в МХТ им. Чехова шварцевского «Дракона» в постановке Константина Богомолова. Так о чем же?
Крым, Навальный?
У заточенного на политику зрителя эти ассоциации могут появиться на спектакле при виде советской кинохроники с детьми, счастливо плещущимися в море, или во время монологов Ланцелота, когда великий шварцевский текст без промаха бьет по нам сегодняшним. Нет, новый «Дракон» МХТ и Константина Богомолова вовсе не про это. Он о путешествии во времени, о трансформациях — почему тот же Ланцелот легко располагается здесь в диапазоне от «Мертвого Христа в гробу» Гольбейна до поп-персонажа типа Кончиты Вурст. Он о том, как меняются речь, стиль, эстетика — и только суть драконов остается неизменной.
А начинается все тихо, в интонации подавленного рыдания. Ланцелот - парень из семидесятых с гитарой — беседует с Котом, вот только Кота не слышно, он лишь шевелит губами. Страх сковал всех: и интеллигента-архивариуса, и его дочь Эльзу, и ее жениха Генриха. О предстоящей гибели Эльзы здесь говорят бесстрастно, почти с радостью, как о чем-то само собой разумеющемся, что является неотъемлемой частью жизни. Когда слушаешь сегодня эти диалоги, удивляешься не тому, что первый спектакль по пьесе Шварца был закрыт в 1944 году, а тому, что он вообще был поставлен. В то время сажали и расстреливали за куда более невинные вещи, а вот поди ж ты — великая сказка о тиранах сначала даже вызвала «Одобрение Комитета», о чем счастливый режиссер Николай Акимов телеграфировал автору. Догадались только потом. Чего было им бояться, когда вся страна жила как под наркозом? Не знаю, читал ли режиссер ленинградские дневники Шварца, но атмосферу их передал точно: «Страшно было. Так страшно, что хотелось умереть... Убийцы задушили не только людей, самый воздух душен так, что, сколько ни возделывай, ничего не вырастет».