Сад
Туся — поздний ребенок, родившийся в княжеской семье середины XIX века. И она не такая, как все. Ее стремление к свободе и независимости не вписывается в рамки консервативного общества, где место женщины заранее предопределено, и то, насколько она умна, богата и родовита, ничего не значит. Историю Туси рассказывает Марина Степнова в книге «Сад» (выходит в конце августа в «Редакции Елены Шубиной). «Сноб» публикует одну из глав.
Дочь
До шести лет Туся верила, что ее отец — Боярин. Не знала, а именно верила. Конечно, был и настоящий отец — ничего почти для нее не значивший. Парадный портрет на стене и дагерротип на туалетном столике матери спорили друг с другом, состязаясь в непохожести, сбивая с толку. Усы были разной длины. Бакенбарды — разной масти. Только мундир одинаковый. Еще стопка писем — вся вмещалась в не очень большую шкатулку. Не перевязанные ничем, ничем не надушенные. Деловые.
Мать просматривала их бегло, в конце обеда, на отлете держа размашисто исписанный лист. Слава богу, у его сиятельства все благополучно. Танюшка, подавшая письмо на серебряном подносе, кивала облегченно — все прочие к судьбе князя оставались замечательно равнодушны. Мейзель заканчивал сражение с жарким. Туся глазела в окно или возводила из хлеб-ных шариков бастионы — вольность, для ребенка ее возраста и положения совершенно недопустимая. Гувернантка, отчаявшись добиться соблюдения самых элементарных правил приличия, предпочитала кушать в своей комнате. Скоро и эта попросит расчет.
Очередная безымянная мадемуазель. Новая. Снова ненадолго.
Воспитывал Тусю Мейзель. Сообразно собственным представлениям о том, как следует себя вести маленькой княжне. После того как Туся заговорила, власть его усилилась стократно. Он решал в доме практически все. Невысокий, крепкий, бесшумный, был всюду одновременно — и фактически стал в усадьбе управляющим.
Мог бы, наверно, стать и хозяином. Если бы захотел.
Но он не захотел.
Князь уехал из Анны, когда Тусе не исполнилось и трех лет. Позорно ретировался. Да что там — попросту удрал, сначала в Петербург, на службу, которая не помогла, как не помог и Александр Второй, товарищ князя с детства — самый настоящий товарищ, друг. Сашка и Володька — они выросли вместе, вместе были не раз сечены за шалости, вместе волочились по молодости за одними и теми же красавицами — то за Бороздиной, то за Давыдовой, одной из любовниц они даже вполне по-братски обменялись, и женились тоже почти одновременно, причем оба счастливо, а вот теперь...
Князь быстро заморгал, отвернулся неловко, император так же неловко потрепал его по плечу — ну полно, полно, брат, что ты разнюнился, как баба. Поедем лучше к Катеньке моей, она как никто умеет утешить. И они поехали, но и Катенька Долгорукова не помогла, хотя Борятинский честно улыбался, и пил чай, и подержал на коленях пухлощекого незаконнорожденного Гогу, стараясь не думать об императрице, вполне законной, и о ее детях, которых он тоже в свое время качал и на коленях, и на сапоге. Или это Николя любил так забавляться? А может, Лиза? Черт, как Сашка сумел устроиться так ловко, как он сам постыдно прошляпил свою единственную жизнь? Еще эти визиты невозможные, кто это вообще придумал — визиты?