Рыцарь гена: как ученый Николай Вавилов хотел накормить весь мир и умер от голода
В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга журналиста Питера Прингла, посвященная одному из величайших ученых XX века. Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 году сам умер от голода в саратовской тюрьме. Forbes Life публикует главу из книги Прингла
Удостоив Лысенко (Агроном Трофим Лысенко отвергал менделевскую генетику и теорию естественного отбора в пользу лженаучных идей. — Forbes Life) похвалы в переполненном зале заседаний Большого Кремлевского дворца перед делегатами от колхозного крестьянства и полеводами, Сталин обозначил новую, разрушительную эпоху в истории советской биологии. Торжествующий Лысенко не замедлил заявить о серии новых достижений в растениеводстве. Каждое очередное открытие было сомнительнее предыдущего, но было тщательно оформлено как научная работа, неразрывно связанная с практикой и подчеркнуто соответствующая сталинскому требованию быстрых результатов.
Вместе с лидером поддержали лысенкоизм и руководители сельского хозяйства. Нарком Яковлев превозносил Лысенко, говоря, что тот «практик, открывший своей яровизацией растений новую главу в жизни сельскохозяйственной науки, к голосу которого теперь прислушивается весь агрономический мир не только у нас, но и за границей...» и что такие люди, как Лысенко, «станут костяком настоящего большевистского аппарата».
Вавилов вначале никак не проявлял своего отношения. Не в его характере было обострять ситуацию научной перепалкой, но даже если бы он захотел, ставки были уже гораздо выше. Критиковать притязания Лысенко во время падения советского сельхозпроизводства для генетика было в лучшем случае непатриотично, а в худшем — тянуло на экономический саботаж. Лысенко же подливал масла в огонь подозрительности. Его речи были постоянно полны ссылок на происки «буржуазных ученых», «саботажников» и «классовых врагов».
В речи Лысенко в Кремле перед колхозниками-ударниками больше всего аплодисментов и восклицание Сталина заслужила не новость о достижениях в производстве продовольственных культур, а выпад против буржуазной науки. «Основное содержание буржуазной науки заключается в наблюдении и объяснении явлений», — сказал он, тогда как социалистическая наука была «направлена на то, чтобы переделывать животный и растительный мир на пользу социалистического строительства».
Лысенко был зажигательным оратором, который знал аудиторию. «Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. <...>...Не менее опасны они, не менее они закляты и для науки. <...> Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации? <...> Было такое дело... вместо того, чтобы помогать колхозникам, — делали вредительское дело. И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет».
Речи для Лысенко писал его язвительный политический опекун Исаак Презент, но зачитывал их Лысенко мастерски. Он отлично знал, когда и чем захватить внимание Сталина. Решение проблем советского народного хозяйства обеспечат колхозный строй и «массы колхозников», а не «некоторые профессора», уверял Лысенко. Практические решения, такие как его собственная яровизация, и инициатива обычных, плохо образованных колхозников, таких как он сам, даст колхозному крестьянству шанс проявить себя. Извиняясь за недостаток знаний, Лысенко завершил выступление в Кремле, подчеркнув разницу между самим собой и учеными-теоретиками. Он не писатель, он не оратор, заявил он скромно: «...я только яровизатор». Именно в этот момент Сталин вскочил с места и выкрикнул свое одобрение, а кремлевская аудитория разразилась бурными аплодисментами.
Николай Иванович присутствовал в кремлевском зале, но промолчал, не желая идти на конфликт из-за ошибок Лысенко, даже когда на них указывали близкие ему коллеги.
По приглашению Вавилова английский специалист по селекции хлопчатника Сидней К. Харланд провел в России почти четыре месяца. Николай Иванович свозил его в длительную поездку по опытным станциям, включая Одесскую.
Харланд позже вспоминал: «Я взял почти трехчасовое интервью у Лысенко. И обнаружил, что он совершенно не знал элементарных принципов генетики и физиологии растений... Я могу честно и откровенно сказать, что говорить с Лысенко было все равно что пытаться объяснить дифференциальные исчисления человеку, который не знает таблицу умножения. Короче, по-моему, он был из тех биологов, кто толчет воду в ступе».