Под большим вопросом
Никто не любит, чтобы его интервьюировали, однако никто и не отказывается, потому что интервьюеры вежливы и мягки в обращении, даже когда приходят, чтобы разрушать. Я вовсе не хочу сказать, что они приходят разрушать осознанно, либо что они понимают впоследствии, что произвели разрушения; нет, на мой взгляд, дело с ними обстоит примерно так же, как с циклоном, который приближается к изнемогающей от жары деревне с благородной целью принести прохладу, а потом решительно не понимает, что принес этой деревне все, что угодно, но не облегчение. Интервьюер рассеивает тебя по всей Вселенной, при этом не представляя себе, что ты можешь расценить это как вред. Люди, возлагающие вину на циклон, не сознают, что твердые тела не соответствуют представлению циклона о симметрии. Те, кто высказывает претензии к интервьюеру, не понимают, что он, по сути, не что иное, как циклон, хотя, как все мы, имеет вид подобия божия, не понимают, что он, даже если распылит твои останки по какому-нибудь континенту, не осознает причиненного вреда, а лишь решит, что сделал тебе приятное; поэтому о нем надлежит судить по намерениям, а не по деяниям.
Сама идея интервью не кажется мне удачной. Пожалуй, это худший из способов добраться до того, что скрыто в человеке. Прежде всего, встреча с интервьюером не воодушевляет тебя, а напротив, обескураживает, потому что ты его боишься. Ты знаешь по опыту, что этой напасти не избежать. Каким бы образом он ни строил интервью, тебе с первого взгляда понятно, что это следовало бы делать иначе: не потому, что иначе было бы лучше, но хотя бы просто не так, а любое изменение должно было бы и могло бы пойти интервью на пользу, на самом же деле ты в глубине души сознаешь, что ничего этого не могло быть. Возможно, я не очень ясно выразился, но это как раз означает, что я выразился достаточно ясно, потому что здесь нельзя сделать ничего