Катерина Мурашова: Почему они стреляют
История о том, что заставляет подростков мечтать об оружии в руках
Ходила туда-сюда, но, конечно, просто не обращала внимания. Сколько он просидел в коридоре? Час? Больше?
Записанная на шесть часов семья не пришла. Это бывает — ребенок заболел, скорее всего. Он постучался.
— Я без записи. Мы с мамой у вас уже когда-то были. Вы меня примете? Мне очень надо.
— Ну что ж, заходи, — вздохнула я, толком его в полутьме коридора не разглядев.
Уже когда он вошел, сел, представился — «Кирилл», — увидела, что он уже совсем взрослый, лет 18–20. Высокий, правильные черты лица, только нос немного на сторону, наверное, когда-то был сломан, брови сросшиеся, аккуратной галочкой. Можно было бы назвать его красивым, если бы не сумрачное выражение лица, которое кажется привычным.
Сидит, сжимает и разжимает кулаки.
— Я слушаю тебя, Кирилл.
— Вы ведь знаете, что сегодня…
— Нет. А что случилось?
— В школе стреляли. Семнадцать человек убили.
— Семнадцать детей?! — ахнула я. — Где? У нас в Питере?!
— Нет, в Америке.
Немного отлегло от сердца. И сразу стало стыдно. Чем американские дети хуже наших?
Кирилл хмуро молчал, поблескивал исподлобья глазами, продолжал сжимать и разжимать кулаки. И я вдруг увидела всю ситуацию целиком.
Он взрослый и явно возбужденный и нестабильный. Во внешности очевидная кавказская кровь. Никакой охраны у нас в поликлинике нет. Тетеньки из регистратуры входящих и выходящих не видят. Вечером сюда можно пулемет «Максим» на веревочке провезти, лишь слегка замаскировав его под детский велосипед. Вечер. У меня на этаже сейчас практически никого нет, но зато на третьем этаже прием лора и невропатолога, там куча мам с детишками, все сидят в узком коридоре или небольшой рекреации.
В голове буквально за секунду промелькнули несколько совершенно диких планов: запустить айпад в окно для привлечения внимания прохожих; построить баррикаду из хохломских детских стульчиков и т. д. Все они были на грани абсолютного кретинизма.
— Вы что-нибудь скажете?
— Иншалла, — я решила сразу протестировать реальность. — Вероятно, раз ты пришел, это тебе есть что мне сказать. Я слушаю.
Брови-галочки удивленно взлетели вверх, потом юноша все так же сумрачно улыбнулся и понимающе кивнул.
— Вы испугались. Я действительно наполовину дагестанец, но я никогда не видел своего отца.
— Я тоже своего никогда не видела, — огрызнулась я. — Можно подумать, это что-то меняет.