«Балканский Декамерон». Отрывок из книги
Роман Елены Зелинской «Балканский Декамерон» можно назвать эмигрантским, можно женским, а можно даже любовным. Три героини, оказавшись в другой стране — а дело происходит в настоящее время — вживаются в новую реальность. Балканы — прекрасные, близкие и чужие — становятся в романе чуть ли ни самостоятельным персонажем. Эта книга — попытка осмыслить короткий опыт новой волны русской эмиграции. Книга вышла в издательстве «Дар» в феврале 2022 года.
Маленький Успенский храм, куда привела меня Людмила, был похож на все русские храмы одновременно. Мы постояли у могилы Врангеля. Я не испытывала горечи — скорее видела, как сцены из кино: вот он собирает своих офицеров в холле гостиницы «Москва», а я люблю сидеть там, в кафе, в красно-золотых креслах не только потому, что это самое русское место в Белграде, просто они лучше всего пекут пирожные «эстерхази», или в Русском Доме, где даже деревянные перила отполированы руками, которые не сложили оружие — и не победили. Храм этот, как говорят гиды, уникальный: в нем нет фундамента. Так и стоит — как на лету, без опоры.
— Зачем строить здесь что-то основательно, — говорили они, — ведь весной нам снова в поход. Так они и ждали, — не пуская корней, не сдавая оружие, не разъезжаясь по европам. Весной — в поход. А весна сменяла весну, и храм, как их жизни, висел в воздухе. Есть такое понятие — банальность зла. Я придумала кое-что похуже — банальность горя.
***
— Мы никогда, никогда, — яростно говорила Рыбакова, — не будем вести себя как они. Мы не будем сидеть и готовиться к весеннему походу. Мы приехали сюда не для того, чтобы ждать, а для того, чтобы жить!
***
Луна висит над морем, как гигантский светильник — не дорожка уже, а целый поток серебра заливает водную гладь. Ветра еще нет, но слышно, как он гудит где-то в горах, и видно, как гнутся деревья в монастырском саду. Дочка еще с вечера унесла с балкона пляжные полотенца, — «юго», осенний ветер, доберется до нас к утру.
В том злосчастном августе мы с Катей, которую за этот год я уже научилась называть вдовой моего брата, стояли на пороге квартиры, куда ни одна из нас двоих не прибежала вовремя. Какой-то человек в форме протянул нам перчатки. Катя, не поднимая головы, ходила по комнатам и собирала вещи — какие- то сандалии, куртки, ворох лекарств со столика, изредка вскидывая взгляд на разбросанные около кровати подушки.
Я вышла на балкон. Луна, желтая, как фонарь на петербургской улице, освещала лодки и катера, которые мерно покачивались в марине у Старого города. Темно-синее море уходило к горизонту, в темноту, где сливалось с таким же темным небом. Я стояла, схватившись за перила, и в мою память медленно, но верно впивался этот кусок моря и неба, которые последними видели, как мой младший брат сидел здесь, на этом балконе, один, держась рукой за сердце.