Стихи на костях
Сознаю, это странное воспоминание: более 10 лет назад я оказался в больничном храме одной из подмосковных психиатрических лечебниц. Вовсю шла его реставрация, в воздухе столбом стояла белая пыль, а пол был завален кучами мусора...
В одной такой куче я и заметил кривую белую пластину со странным узором. Подняв её, сообразил, что держу в руках кость (говяжью лопатку?), на которой кистью нанесены… японские иероглифы. Частью стёртые, частью незнакомые — даже общий смысл уловить с ходу не удалось. Можно было предположить только, что это стихи. Я сфотографировал загадочную находку, передал её сотруднику музея, а фотографию показал специалисту по японской литературе. «Так и есть, — подтвердил эксперт, — стихи. Причём не классика, а так называемая новая японская поэзия. Антивоенные. Скорее всего, 1920–1930-х годов». На розыск возможного автора записи ушли годы. Сегодня с высокой степенью вероятности я могу назвать имя: Тиё Катаяма, младшая дочь основателя японской коммунистической партии Сэна Катаямы.
Будущий лидер японских коммунистов родился в 1859 году в крестьянской семье далеко от Токио. В возрасте 19 лет был усыновлён семьёй Катаяма, не имевшей наследников, и, как это принято, сменил имя, избежав заодно и призыва в армию. Через некоторое время Сэн отправился в Токио, где поступил на работу в типографию, а восемь лет спустя — в Соединённые Штаты, где окончил колледж и занялся изучением теологии. Да так увлёкся, что принял христианство, поступил в престижнейший Йельский университет и… внезапно превратился в социалиста.
В Японию Катаяма вернулся в 1896 году уже опытным борцом за дело пролетариата. Создавал профсоюзы, агитировал, писал статьи, стал одним из основателей социал-демократической партии, немедленно запрещённой японским правительством. В 1904 году его избрали заместителем председателя VI конгресса Социалистического интернационала в Амстердаме — вместе с Георгием Плехановым.
Помимо социал-демократической деятельности он пропагандировал японскую культуру. Будучи наследником фамильной школы дзюдзюцу (джиу-джитсу), демонстрировал это входившее в моду искусство самозащиты. Следующие 14 лет этот революционер со спортивным уклоном жил то в Америке, то в Японии, то в других странах, согласных предоставить ему временное убежище, пока в 1918 году не перебрался окончательно в первое в мире государство победившей социалистической революции. В Москве Сэн Катаяма тут же принял участие в партийном строительстве, вступил в только что организованный Коминтерн, а в 1922 году стал одним из основателей Коммунистической партии Японии.
Со дня своего создания КПЯ находилась в жесточайшей конфронтации с японским правительством, но сам Катаяма знал об этом только по рассказам: он не покидал надолго Советский Союз и в Японию не возвращался — слишком опасно. Сначала учился, потом преподавал в Коммунистическом университете трудящихся Востока на Страстной площади, передавал рекомендации по ведению партийной работы и горячие приветы от товарища Сталина коллегам на родине. И, несмотря на возраст и пошатнувшееся здоровье, не забывал о единоборствах.
Работавшая тогда в Коминтерне жена одного из его лидеров, Айно Куусинен, вспоминала: «Японскую компартию представлял в Москве Сэн Катаяма. Это был добрый старик, абсолютно не умевший держать язык за зубами. Его раза два отправляли со спецзаданием за границу, но скоро поняли, что для секретной работы он не пригоден, и его решено было оставить в Москве». Характеристика, данная бритвенно острой на язык финкой (в своих мемуарах по многим она прошлась куда более жёстко), кое в чём совпадает с аналогичной, составленной на японского коммунистического лидера... в той самой психбольнице, где я нашёл кость с иероглифами. Но сам Сэн в лечебнице не лежал.