Парадоксы Колокольникова
Актер Юрий Колокольников уже давно живет на две страны — снимается и в России, и в Америке. Кстати, после сериала «Игры престолов», где он сыграл заметную роль, скептиков по поводу его американской карьеры стало значительно меньше. Мы знакомы с Юрой давно, еще с его студенческой поры. Сейчас он находится в Лос-Анджелесе. Там же состоялась фотосъемка. Ну а интервью мы сделали по ватсапу.
Юра, доброе утро. Проснулся? Всё нормально?
Привет, Вадим! Да, всё нормально, я даже съездил уже в Starbucks, кофе взял себе.
Так рано? Ведь у тебя только 8 утра. Сколько времени ты уже в Лос-Анджелесе?
Я прилетел 31 декабря, пробыл пару недель, потом улетел на две недели, и вот позавчера вернулся.
Сейчас надолго и всерьез?
Я же мотаюсь всё время, в постоянном движении. Здесь, наверное, пробуду еще около месяца.
Знаю, ты недавно закончил сниматься у Майкла Бэя в картине «6 Underground». Расскажи, что это за история. У тебя большая роль?
Съемки закончились в декабре. У меня не то чтобы какая-то супербольшая роль, но тем не менее три месяца я участвовал в съемочном процессе. Съемки проходили в разных местах: и в Абу-Даби, и в Риме — то есть это был такой full time вообще. У меня еще параллельно был проект «Воскресенский» — в Питере мы снимали очень классный сериал про хирурга начала XX века, я в главной роли. Конечно, умотался, такой был период...
Хороший период. И все-таки Бэй. Ты, конечно, играешь русского?
Я не могу тебе сейчас ничего говорить, естественно. Это будет один из самых дорогих проектов Netflix, полнометражный фильм. В картине есть всё, что мы знаем о Бэе, все составляющие того, что он умеет делать, — такая супер-экшен-комедия, мегаблокбастер. Я много чего повидал в своей жизни, многих режиссеров повидал, но Майкл — абсолютно гениальная, сумасшедшая, можно даже сказать, сумасбродная личность, в каком-то смысле фурия. Как он работает, как у него в голове складываются эти тысячи кадров, как он всё это видит! У него там параллельно пять камер, бегающие операторы, вертолеты — в общем, очень круто побывать рядом с таким гением на съемочной площадке.
Ты снимался вместе с Райаном Рейнольдсом?
Да, у Райана главная роль. Смешно, что мы опять с ним увиделись. До этого снимались в «Телохранителе Киллера», они там с Самюэлом Ли Джексоном играли. Я за ним гонялся, а он в конце меня кокнул. Кстати, у Бэя был такой международный каст, собрали актеров из разных стран: и французская актриса была, которая играла у Тарантино в «Бесславных ублюдках» (она там убивала Гитлера), и Лайор Раз из Израиля (Лайор — звезда сериала «Фауда». — Прим. OK!)... Видишь, как они работают, всё глобализировалось.
Из России был только ты?
Из России только я, да.
В Америке у тебя сплошные экшены — «гонялся», «кокнул», а в России ты играешь такие роли, где и психологизм есть, и какая-то драматическая нота, — недавно прекрасно сыграл Владимира Маяковского, например. То есть тебе хочется, чтобы на чаше весов непременно было и одно, и другое?
Слушай, безусловно, это всё разные жанры. Ну и потом, я в Америке не только в экшене задействован, в прошлом году снимался в последнем сезоне сериала «Американцы», у меня там была очень драматичная роль. Понимаешь, в Голливуде я ну не студент, конечно, но я только три-четыре года снимаюсь, участвую в разных проектах. Тут совершенно другое отношение к работе. Получить пускай маленькую роль в проекте Netflix — это просто невероятно круто, тут дикая конкуренция. Но, безусловно, мне, как артисту с амбициями, приятно, что в России у меня большие интересные роли и большие интересные проекты. В этом смысле я, конечно, счастливый человек. Да и здесь, в Америке, я тоже счастлив. На самом деле я всему рад.
Кстати, я помню, как ты играл в водевиле, дипломном спектакле в Щукинском училище.
Господи, ты это помнишь, это же было двадцать лет назад, офигеть!
Я помню все этапы твоего большого пути. Могу тебе сказать, что там ты выделялся не только высоким ростом, но и тем, как точно актерски существовал. Честно скажу, я никого не запомнил, кроме тебя, — ты тогда уже был зрелым артистом. Я был на сто процентов уверен, что у тебя успешно сложится театральная судьба. Но ты всё сразу оборвал...
Ну почему же, какая-то театральная судьба у меня все-таки была.
Я имею в виду твой отъезд в Америку после института.
Да, я тогда сразу уехал. У нас в России мыслят какими-то стереотипами, стандартами: окончил институт — должен обязательно показываться в театры.
Ты не показывался никуда?
Я никогда никуда не показывался. Просто у меня были однокурсники, которые просили меня им подыграть на показах. Меня брали в Вахтанговский театр, еще куда-то, но я не собирался идти в штат. Вот эта репертуарная жизнь театра и вообще система того, как государственные театры существуют, — это всё просто не мое. Я не говорю, плохо это или хорошо. Просто это не для меня.
А почему?
Потому что мне кажется, что мир гораздо шире, чем конкретный театр, которому ты посвящаешь 365 дней в году, когда ты в принципе не можешь просто даже физически ни уехать куда-то, ни сняться где-то.
Но многие ведь живут в таком ритме: уезжают на съемки, как-то договариваются.
Да, живут. Но я тебе вот что скажу, Вадим: я сейчас снимался в «Воскресенском», общался с ребятами, и я знаю, что многие молодые артисты уходят из театров со словами «зарплата 30 тысяч рублей, некая стабильность, но я ничего не вижу, что происходит за пределами театра». То есть театральная судьба — это такой вопрос спорный.
Ну ты просто слышишь то, что хочешь услышать. Я же знаю многих молодых актеров, которые мечтают работать в стационарном театре, в хорошем театре с хорошей режиссурой. А у тебя своя ментальность. Ты же в детстве жил с мамой в Канаде, Америке. Ты — человек мира, у тебя природа такая.
Наверное, ты прав. Действительно, с детства я очень свободолюбив, не знаю, с чем это связано. Не люблю ощущения, что я что-то кому-то должен. В театре я всегда чувствую себя как-то скованно. При этом, слушай, есть потрясающие театры — Театр Наций, Гоголь-центр, Театр Льва Додина, где есть гениальный мастер, которому ты хочешь отдать душу... Мы, артисты, — как пластилин, нам всегда хочется, чтобы с нами был Бог-режиссер, который из нас сделает что хочет, с которым интересно. В целом сейчас мало режиссеров, которые могут по-настоящему актера «развернуть».
Тут я с тобой согласен... Ты выстраивал свою карьеру буквально семимильными шагами. В 15 лет поступил в «Щуку». Откуда такое рвение?
Вот фиг его знает, Вадим! Я сейчас вспоминаю свою юность и понимаю, что в 15 лет поступать и учиться в вузе еще рано. Опять же, каждому своё, но я просто помню себя: такой вот высокий и яркий, ходил весь на шарнирах, вроде бы талантливый, и все это понимают, но никто ничего со мной сделать не может. У нас был прекрасный художественный руководитель курса, Александр Константинович Граве, но педагогика не была его вселенной. Я реально просто болтался по институту, пока меня на третьем курсе Владимир Иванов не поставил сначала на один отрывок, потом на другой. По большому счету профессию я начал принимать только во время своей первой театральной работы, в «Современнике» — с Кириллом Серебренниковым и Мариной Неёловой, когда мы репетировали «Сладкоголосую птицу юности» Теннесси Уильямса. А по-настоящему узнал механизм этого дела, почувствовал себя хорошим, профессиональным артистом, может быть, только в прошлом году, как ни странно.