Сокрушение Колизея
Почему от падения старых стен сотрясается общество?
С тех пор как 31 января 2020 года соцсети России облетел чудовищный видеоролик, в котором рушится крыша спортивно-концертного комплекса (СКК) «Петербургский» и погибает рабочий, не успевший запрыгнуть в «люльку», стало понятно, что история со сносом СКК, который в городе на Неве называли «Колизеем», не забудется никогда.
И дело не только в том, что снос здания повлек смерть человека и будет следствие и, возможно суд, если только все не свалят в конце концов на самого же погибшего.
На глазах у всего Петербурга убивали не просто здание, а часть биографии большинства его жителей. Часть их жизни, проще говоря. Такое не забывается.
Истоки сопротивления
Еще в Москве начала 2000‑х, в разгар беспощадного «градостроительства» времен Юрия Лужкова, я спрашивал себя: почему городское общество практически не реагирует на гибель практически бесценных архитектурных и исторических памятников — палат XVII века или домов, связанных с жизнью Пушкина, но дружно вступается, например, за «Военторг» на Воздвиженке, «Детский мир» на Лубянке и гостиницу «Москва»? Ответ тот же: как только «реконструкция Москвы» начала покушаться на здания или пространства, которые казались горожанам частью их собственной жизни, рождалось сопротивление.
То же, кстати, и в современной Москве — на защиту знакомых улиц и домов, как, например, дом Булошникова на Большой Никитской или квартал в Палашевских переулках, поднимаются люди, далекие от «охраны памятников».
То же и в Петербурге — СКК давно, для нескольких поколений, стал частью общегородской биографии. Его архитектурные и инженерные особенности ценили знатоки, а все остальные помнили, как ходили сюда на концерты, как праздновали в 1984‑м невиданный триумф футбольного «Зенита», еще ленинградского…
Поэтому покушение на СКК вызвало у горожан весьма болезненную реакцию.
2 февраля, через два дня после намеренного обрушения кровли, результатом которого стала гибель 80 процентов конструкций и стен здания, собрался общегородской митинг. За несколько часов до его начала полиция задержала активистку, написавшую на заборе вокруг руин СКК фразу «Не простим вандалов». Слова «и убийц» она дописать не успела.
Зато их досказали на митинге, где тема сознательного убийства стала лейтмотивом. «На наших глазах убили ребенка,— говорил один из ораторов.— Что такое сорок лет для уникального строения со столетним запасом прочности? Это юность. Но его убили — на камеру, цинично, чтобы все видели, кто тут хозяин и кто диктует свою волю».
Профессиональным сообществом снос СКК расценен почти в тех же выражениях. Санкт-Петербургский союз архитекторов опубликовал в феврале весьма резкое заявление:
«Совершен беспрецедентный акт вандализма… уничтожен один из важнейших материальных объектов, созданных народом России в ХХ веке… День 31 января стал в Санкт-Петербурге рубежом противостояния граждан, отстаивающих интеллектуальные ценности своего народа, и людей, пытающихся поспешно, на грани криминала, решить пусть важные задачи ценой игнорирования предметов национальной культуры и искусства».