«Нужны еще десятилетия»: как «Арифметика добра» уже 10 лет решает проблему сиротства
В 2024 году фонду «Арифметика добра», который помогает детям-сиротам и приемным семьям, исполняется 10 лет, и все эти годы им руководит Наиля Новожилова, возглавившая его в 25 лет. Шеф-редактор Forbes Life Екатерина Алеева поговорила с директором о том, как изменилась ситуациями с детскими домами за этот срок, как связаны помощь зависимым людям и число детей в учреждениях и почему фондам не нужны уставшие менеджеры из корпораций.
«Однажды я решил побеседовать с воспитанницей детского дома за чаепитием. Когда попросил принести мне сахар, девочка удивленно посмотрела и спросила: «А что такое сахар?» — этот вопрос поверг меня в шок. Оказалось, что сахар каждый раз добавлялся в чашки с чаем. Дети не знали, что существует такой продукт. Из подобных мелочей у сирот складывается ложное представление о том, как устроен мир», — эту историю, рассказанную российским миллиардером, отцом 26 детей (из них 17 — приемные) Романом Авдеевым можно прочитать на странице фонда «Арифметика добра».
Благотворительная организация была основана Авдеевым в марте 2014 года и в этом году празднует десятилетие. Все эти годы директором фонда работает Наиля Новожилова — профессиональный управленец, окончившая Финансовый университет при правительстве РФ. Она рассказала Forbes Life, почему помогать нужно не детским домам, а приемным семьям, как получилось, что фонд стал специализироваться на работе с подростками, опыт каких стран можно применить к России и почему работа в благотворительности — это не отдых.
— Расскажите, как получилось, что вы пришли в фонд 10 лет назад и с тех пор им и управляете?
— Я работала на основателя — Романа Авдеева, и когда он создавал фонд, мы долго не могли найти сильного директора. Тогда я ждала второго ребенка и посмотрела документальный фильм «Блеф, или с Новым годом» — рядом играл мой старший сын, а в фильме были совсем маленькие дети без родителей. Мне их стало так жалко, что я подумала: неужели нельзя в нашей стране для этих детей найти семью? А я — профессиональный управленец, поэтому решила, что эффект от моей деятельности будет гораздо выше, чем в бизнесе, если я вложу усилия в развитие фонда.
Конечно, я не планировала заниматься этим долго. Мне было 25 лет, я окончила Финансовый университет при правительстве РФ и собиралась строить карьеру в мире денег. Но потихоньку я стала втягиваться в благотворительность, и в какой-то момент Рубикон был пройден.
Прошло 10 лет, мне сейчас 35 лет, я понимаю, что создание и управление благотворительным фондом — это самое крутое, что я смогла сделать. Честно говоря, я даже думаю, что ничего настолько большого уже не сделаю. Потому что благодаря нашему фонду больше сотни детей живут в семьях, которые мы сопровождали под ключ: мы оказываем поддержку приемным семьям на этапе подготовки, поиска, принятия и адаптации ребенка.
Я знаю истории ребят, которым мы помогли. Например, недавно, накануне вечера в честь 10-летия «Арифметики добра», мне писала Катя Фролова, подопечная нашего фонда, она стала профессиональной футболисткой. Играла в футбольных клубах в Краснодаре и Самаре, сейчас — в белорусском клубе. Она отпрашивалась у тренера, чтобы приехать к нам, и рассказывает, что впервые в жизни использовала формулировку «по семейным обстоятельствам», потому что семьи у нее никогда не было. Катя классная, совершенно социализированная девчонка — мы вкладывались в нее около шести лет.
Мы считали, что за 10 лет оказали существенное влияние на жизнь порядка 10 000 человек — подростков-сирот, приемных родителей, наставников. И да, я потратила на фонд самые молодые и активные годы, но мне удалось построить что-то такое, что работает и необходимо.
Когда дети спрашивают, почему я работаю не в бизнесе, как родители их одноклассников, я уже не понимаю, как это объяснить. Один раз мы ехали в аэропорт всей семьей, и я разговаривала по громкой связи, мы пытались разместить детей в семью, и у нас это не получалось. А потом мой младший сын спросил, ты так борешься за детей, почему они их не отдают? Я ответила тогда, потому что не все так просто. Было бы просто, фонды были бы не нужны, государство справлялось бы прекрасно и так.
— А почему государство не справляется? Позиционируется, что Россия — страна семьи, и это у нас самое главное. К тому же, кажется, что детских фондов гораздо больше, чем любых других, почему все равно эта проблема остается актуальной?
— На самом деле, у нас дико не хватает фондов в теме сиротства. Крупных организаций сейчас порядка восьми-девяти. Бюджет каждой из них в среднем до 200 млн рублей. А проблема настолько объемная, что их должно быть либо 50 очень больших, либо около 100 средних — вот тогда все было бы совершенно по-другому.
Сейчас есть несколько категорий: дети в учреждениях, дети в кризисных кровных семьях, дети в приемных семьях. И при этом каждый год поступает порядка 40 000 новых, часть забирают, часть остается — это бассейн, в котором кран не закрывается. А наш фонд покрывает только 3000 благополучателей в год. Конечно, кто-то из других фондов чуть больше по охватам благополучателей, но в целом все равно недостаточно.
Во-вторых, ключевая причина сиротства — это алкоголизм родителей, полный дефицит помощи алкоголизированным и наркозависимым семьям. Если в этой области сделать хорошо работающие программы, то мы увидим существенное снижение числа семей в кризисных ситуациях и, соответственно, детей в учреждениях.
При этом есть положительный тренд, в котором нужно признать заслуги государства. Еще 10 лет назад в России было порядка 70 000 детей со статусом, сейчас их около 40 000. За это время развили приемное родительство, связанное с детьми младшего возраста, и за ними действительно стоит огромная очередь, до десятков тысяч людей.
Я думаю, на цифре в 25 000 детей мы придем к плато, и где-то через пять лет уменьшение количества детей в учреждениях остановится. А когда останутся только сложные подростки и дети с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) — принятие будет сильно снижено.
Пока мы не перекроем кран, будет вечный бассейн, из которого мы ковшиками и ведрами пытаемся вычерпать всю воду. Воспитание в учреждениях все равно закрытое, процент адаптации детей очень низкий, поэтому нужно, конечно, заниматься не детскими домами, а развитием помощи кровной и приемной семье. Нужно сделать так, чтобы дети не попадали в приюты, а если попадают — чтобы их быстро оттуда забрали. В том числе поэтому фонды так активно и работают.
Мы идем по пути, когда сначала все помогали детским домам материально — везли подарки, конфеты, одежду. Сейчас уже нет того дефицита, который был в 90-е, но людям нужно время, чтобы перестать приезжать на пару часов с подарками, формируя иждивенческую позицию у ребенка, вместо того чтобы строить долгие доверительные отношения. Поэтому мы, с одной стороны, занимаемся нашей социальной группой, с другой — работаем с обществом и бизнесом, разворачивая эти накатанные рельсы помощи. А с третьей — боремся со стигмами и стереотипами о том, зачем, мол, брать 15-летнего подростка. Все это не получится быстро, и нам нужны еще десятилетия, чтобы сдвинуть эту тему с места.
— Сейчас у вас четыре активные программы — «Шанс», «Наставники», «Содействие семейному устройству», «Клуб приемных семей». А с чего все началось? Они не все же сразу, наверное, появились?
— Прежде чем запустить фонд, мы пообщались с экспертами, чтобы понять, что работает эффективнее. Многие нам говорили, что лучшая практика — это, конечно, образование, когда ребенок каждый день трудится и вытаскивает сам себя. Поэтому у нас с первого года существует образовательная программа «Шанс». У семейных детей обычно есть курсы, репетиторы, внимание родителей, а у сирот мало того, что всего этого нет, так еще никто их не стимулирует.