Мальчик и велосипед: невероятная история про умение прощать, или Второй шанс
Нередко общество готово осудить человека, особенно подростка за проступок. Но всегда важно вникнуть в ситуацию, не ставить клеймо, а увидеть в «преступнике» живого человека и дать ему шанс. Психолог и медиатор рассказывает о случае из практики и делится полезными лайфхаками.
Однажды в Кризисный центр на прием пришла молодая женщина, симпатичная, мама двоих детей… Мы с ней уже были знакомы. Пришла она с новостью о своем старшем ребенке, который… украл велосипед у другого мальчика.
— По видеокамерам полиция установила его личность, и теперь его ждет суд и, скорее всего, тюрьма, так как инспектор по делам несовершеннолетних даст ему очень плохую характеристику, — сообщила мне она.
Я работала в Центре достаточно давно, чтобы меня не удивило ее заявление, среди подростков бывают разные случаи. Но меня поразил тот факт, что она не просила о помощи, не просила защитить своего ребенка, что-то сделать и как-то помочь, наоборот, она пришла подтвердить мне свое мнение о нем как о потерянном подростке и тот факт, что, скорее всего, его ждет тюрьма. Причем излагалось это достаточно равнодушно.
— Воровство есть воровство, — констатировала она и ушла.
Я еще некоторое время сидела в шоке, обдумывая и пытаясь понять, как это? Как так случилось, что мама может так говорить о своем сыне? Я переключилась в мыслях на мальчика и стала думать о том, как же помочь ребенку. С другой стороны, что можно ждать от ребенка, если собственной маме он не нужен? Если она не болеет за него? Если нет сострадания? Если нет милосердия к ребенку, который, возможно, просто оступился…
Решив изучить историю подробнее, я пошла к участковому за помощью. Неожиданно меня ждал ледяной прием. Более того, мне сообщили, что стараюсь я зря, на этом ребенке уже стоит печать неблагополучия, такой он уродился, и совершенно ничего поделать нельзя. Вот такую неблагоприятную характеристику инспектор и пообещал представить в суде.
«Попробую с другой стороны», — подумала я и пошла в опеку. Вообще-то именно эту опеку я очень уважаю, потому что там работают профессионалы своего дела. Обычно мы работали в тандеме. Но не на этот раз. Опека, по сути, взяла сторону инспектора, поверив в испорченность ребенка. Конечно, я была расстроена.
Так получилось, что в тот же день по вызову опеки туда пришел сам ребенок. Я слышала вопросы, которые задавались, и его ответы на них. Отвечал он не очень охотно, с подозрением. Было очевидно, что он не доверяет никому из присутствующих. Но когда среди других вопросов у него спросили про бабушку, то он вовсе совсем замолк. И отказался говорить о ней.
Представители опеки пытались надавить, чтобы получить ответы.
Мальчик продолжал молчать с каким-то вызовом в глазах, прекрасно понимая, что его за это по головке не погладят
Так в чем же дело, спросите вы? А все дело в том, что бабушка для него — это его ангел-хранитель. Она его очень любит, и он не хотел, чтобы она узнала о происшествии. Вот такие удивительные дела.
И вот этот испорченный, потерянный, преступный, по мнению большинства, ребенок как-то набрался мужества и, как стойкий оловянный солдатик, готов был держать этот бой до конца. Совершенно неравный бой, почти безнадежный, он готов был пасть в этом бою. Если за бабушку. «Вот это да… вот она, зацепка», — подумала я.
— А почему ей нельзя сообщать? — спросила я.
— У нее сердце не очень здоровое, ей нельзя переживать. А она точно будет переживать. Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось, — он посмотрел мне в глаза почти с болью.
— Но мы уже сообщили, — сказали в опеке. Мальчик опустил голову, ничего не сказав.
Когда позже я увидела бабушку, мне стало понятно, почему он ее так защищал. Потому что она — единственный человек, которому он нужен, нужен любым.
— Она меня любит больше всех, — сказал этот парень тихо. — И я не дам ее обижать.
Разве может рассуждать так без пяти минут преступник? Разве это испорченный равнодушный ребенок? Ведь он готов на все что угодно, чтобы защитить родного человека. Хм, не каждый благополучный будет так напрягаться. Эти вопросы стучали у меня в голове, но ответить на них было некому.
На следующий день ко мне пришла сама бабушка и попросила помочь спасти внука. Она распишется где надо, возьмет на себя ответственность! Вот таких слов я ждала от матери, но так и не дождалась. И я хотела бы как-то помочь, но как? Она сказала, что не уйдет, пока я что-то не придумаю…
Вот это напор, неожиданно улыбнулась я себе. И действительно, должен же быть какой-то выход. Безвыходных ситуаций не бывает… или все же бывают? Я задумалась. Тогда я вспомнила про школу, в которой учится ребенок. Попытаю-ка счастья, решила я.
Руководство школы оказалось отличным, и мнение о ребенке было положительным. Ура! Нашла выход. Дадите характеристику?
— Да, — подтвердили они.
Пока ехала назад на работу, я была в радостном предвкушении. Хотелось поддержать бабушку и ребенка.
Из офиса я позвонила инспектору, чтобы сообщить, что не такой ребенок и ужасный, что есть в нем что-то хорошее.
И в ответ услышала, что суду нужна всего одна характеристика, и только от него. И характеристика от школы веса не имеет
Опять тупик, расстроилась я сначала. А потом подумала, что жизнь хочет, похоже, чтобы я поработала над своим индуктивно-дедуктивным методом. Трудные задачи решаем немедленно, а невозможные — чуть погодя. Эта задача похожа на невозможную… А чему прежде всего учат «морских котиков»? Не сдаваться! Продолжать искать выход! Вот так я и поступлю.