Культура публичной порки: почему мы так любим «казнить» провинившихся знаменитостей
О культуре отмены, самосуде и массовом линчевании — в книге британского философа Джонатана Сакса «Мораль. О восстановлении общего блага в эпоху разобщенности» (Книжники, 2024). Публикуем главу из нее.
Примеры
Сэр Тим Хант
В 2015 году сэр Тим Хант, получивший в 2001-м Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытие белков, управляющих делением клеток, выступил с лекцией на Всемирной конференции научных журналистов в Сеуле (Южная Корея). Когда его попросили высказаться о вкладе женщин в науку, он решил начать с шутки: «Позвольте мне рассказать вам о своих проблемах с девушками. Когда ты находишься в лаборатории, происходят три вещи: ты влюбляешься в них, они влюбляются в тебя, а когда ты их критикуешь, они плачут». Было понятно, что говорится это в шутливом тоне, ибо тут же он сказал: «А теперь серьезно…» — и далее продолжил лекцию, исключительно положительно оценив роль женщин в науке. Однако его шутка попала в Twitter и получила широкую огласку, вызвав гнев и негативные отзывы в прессе.
Ханта вынудили уйти с поста почетного профессора факультета естественных наук Университетского колледжа Лондона и из комитета по присуждению премий в области биологических наук Королевского общества. Ему дали понять, что если он немедленно не подаст в отставку, его уволят. Позднее несколько ученых выступили в его защиту, в том числе и женщины-коллеги, рассказавшие о том, как он помогал им в научной работе.
Его жена Мэри Коллинз сама была выдающимся ученым. Но в разгоревшемся скандале, вызванном злокозненным твитом, дать отпор было невозможно. В одночасье он стал изгоем.
Жюстин Сакко
В книге «Итак, вас публично опозорили» Джон Ронсон рассказывает историю Жюстин Сакко, PR-директора интернет-компании IAC. 20 декабря 2013 года она летела авиарейсом из Нью-Йорка в Кейптаун. Во время пересадки в Хитроу она отправила несколько твитов юмористического характера. Один из них был такой: «Лечу в Африку. Надеюсь, я не подхвачу СПИД. Шучу — я же белая». В течение получаса она заглядывала в Twitter, но не было ни одного отклика. Сам полет занял одиннадцать часов, и почти все это время она спала. Приземлившись, она узнала, что за эти часы стала главной темой в Twitter. Она потеряла работу. Ее осуждали блогеры и знаменитости во всем мире. За одиннадцать дней, прошедших после отправки ею твита и до конца декабря, ее имя гуглили 1 220 000 раз.
Новая среда социальных медиа сделала практически любое публичное высказывание необычайно опасным. Один журналист признался Ронсону: «В случае с соцсетями я вдруг почувствовал себя так, словно хожу на цыпочках вокруг непредсказуемого, злобного, неуравновешенного родителя, который в любой момент может вмазать». Социальные сети, по сути, вернули практику публичного унижения («шейминг») — тот грубый произвол, который существовал до Нового времени и еще встречается там, где правоохранительная система неэффективна и поэтому соблюдение общественных норм обеспечивают, не имея на то официальных юридических полномочий, группы добровольцев-линчевателей.
Лишь в одном отношении эта новая форма унижения может играть важную позитивную роль. Она позволяет тем, у кого при других обстоятельствах не было бы ни времени, ни денег, ни ресурсов, привлечь внимание общественности к недостойному поведению. Я имею в виду случаи сексуального домогательства и педофилии, вскрывшиеся после обвинений кинопродюсера Харви Вайнштейна и ряда католических священников. И публичное разоблачение, и публичное унижение в данном случае были уместны.
В таких случаях социальные сети предоставляют право голоса тем, кто прежде был лишен его или кого могли запугать люди или учреждения, наделенные властью и мощной юридической защитой. Это пример несомненно положительный, показывающий, как расширяются наши возможности, в том числе и как моральных субъектов.
Самосуд, однако, опасен тем, что он не подчиняется никаким правовым нормам. Нет надлежащей правовой процедуры. У обвиняемого мало шансов представить свою точку зрения. Нет и речи о беспристрастном суде, решающем, было ли совершено правонарушение и если было, то какое ему соответствует наказание. Вместо правосудия вершится суд толпы. А когда наступает вольница, очень трудно отличить настоящие преступления от голословных обвинений, продиктованных злорадством, или желанием мести, или другими отнюдь не моральными соображениями.