Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Вадим Верник: «Я спросил у Вишневской: «Вы приручили Ростроповича?»
«Мы готовимся к первым кадрам с Вишневской, оператор уже вешает ей на кофту звуковую петличку. И тут входит Ростропович: «Я хочу поприсутствовать на съемке». Галина Павловна мягко возражает: «Нет, Слава, лучше без тебя». — «Ах так? Тогда сначала запишем интервью со мной, а ты подождешь. Уходи отсюда». И властным жестом указывает жене на дверь! Вишневская кротко встала и ушла», — вспоминает журналист Вадим Верник.
— Вадим, только что в свет вышла ваша новая книга — «Галина Вишневская и Мстислав Ростропович. Концерт для голоса и виолончели. Неформальный разговор»...
— Это воспоминания об одной незабываемой и очень важной для меня встрече с Мстиславом Леопольдовичем и Галиной Павловной в их парижской квартире в 1996 году — я снимал о них большой документальный фильм. Прошло почти тридцать лет, но я помню мельчайшие детали...
— А как вы познакомились с этой легендарной парой?
— Судьба постепенно, каким-то причудливым образом приближала меня к тем «орбитам», по которым развивалась жизнь Галины Павловны и Мстислава Леопольдовича. Например, мы с братом Игорем занимались в музыкальной школе № 1 имени Прокофьева (в ней преподавала наша мама). Будущие герои моей книги там не учились. Но именно в нашей школе в свое время установили скульптуру Вишневской из белоснежного мрамора работы Иулиана Рукавишникова (его сын Александр сделал монументальный памятник Галине Павловне, который стоит перед входом в Центр оперного пения ее имени в Москве). Когда я снимал фильм, решил уточнить, каким образом скульптуру Вишневской установили именно в этой школе. Но никто не мог мне ответить.
— Мистика?
— Да нет, совпадение, но для меня не случайное... Когда я был подростком, подруга мамы, зная, что обожаю театр и составляю альбомы с фото артистов и газетными вырезками, подарила мне пачку журналов «Театральная Москва» 70-х годов. Тогда имена Вишневской и Ростроповича произносились тихо. Ведь они уехали из страны, поэтому все, что было с ними связано, замалчивалось. А тут я увидел на обложке фото красивой женщины, снятой в профиль, с орлиным взглядом и величественной осанкой, недосягаемой и «нездешней». Это была Галина Вишневская в роли Аиды. Правда, фотография не сохранилась. Но в моем детском альбоме о Большом театре в разделе, посвященном солисту оперы Алексею Масленникову, есть две программки спектаклей с участием Вишневской — опер «Франческа да Римини» и «Фауст» (последнюю она особенно любила).
Когда Вишневская и Ростропович вернулись на родину, я уже делал первые шаги на телевидении. И тут (это был 1994 год) узнаю, что Галина Павловна дебютирует на драматической сцене — во МХАТе, в спектакле Вячеслава Долгачева «За зеркалом». Вишневская играла уже немолодую Екатерину II, юного любовника императрицы поручика Ланского — Сергей Шнырев, который только окончил Школу-студию МХАТ и пришел в театр, а злобную интриганку графиню Брюс — великолепная Татьяна Лаврова.
Я договорился со МХАТом (в котором теперь работаю заместителем директора по связям с общественностью — вот еще одно совпадение!) и снял репортаж для своей программы «Полнолуние», а потом сделал публикацию в журнале «Неделя». Тогда-то и увидел впервые Галину Павловну живьем...
Вишневская играла Екатерину бесхитростно и наивно, в этом были особая трогательность и некий шарм. Правда, когда на сцене появлялась Лаврова, чувствовалась разница актерской подготовки.
— Об этой постановке сохранилось мало информации...
— Да, хотя спектакль шел почти три года и постановка получилась интересной. Сцену поделили на две части: спальня императрицы, место ее встреч с поручиком, и комната за зеркалом, где Ланской проводил остальное время (Екатерина за пределы этого пространства любовника не выпускала). Галина Павловна в новом для себя амплуа драматической актрисы была деликатна, тактична, внимательна к замечаниям режиссера, не пыталась «давать примадонну».
В начале интервью я спросил у нее:
— Вы — сильная женщина с волевым характером. Не этим ли вас привлек образ Екатерины?
— Это преувеличение, не такая я уж я сильная, — отвечала Галина Павловна. — Екатерина невероятно привлекательна во всех проявлениях. Самое же главное, что этот спектакль — продолжение моей карьеры. Чувствовать себя снова дебютанткой не только волнующе, но и чрезвычайно приятно. Это для меня поиск нового качества, великое счастье! Оперную сцену я оставила совсем, а до этого пела 45 лет. Все, хватит. Я максималистка и не привыкла работать «немножко». И вот появилась возможность сыграть драматическую роль. Из Большого перенеслась прямо во МХАТ — красиво!
— Интервью с Вишневской получилось большим?
— Большим, но мы говорили не только о спектакле. Поэтому перед написанием книги о Вишневской и Ростроповиче я захотел узнать детали о работе над спектаклем у Сергея Шнырева и Ольги Росляковой, которая была помощником режиссера. Кстати, репетиции шли всего полтора месяца — уникальный случай для того времени...
«Обычно актеры на первой встрече с режиссером читают по листочкам, — вспоминал Сергей. — А Вишневская уже знала весь текст наизусть! Это меня поразило. И на мой взгляд (причем не только на мой, мы с Татьяной Евгеньевной Лавровой потом об этом говорили), это было ее лучшее исполнение! Потому что она тогда ничего не играла, ничего не изображала. Лаврова даже смеялась в некоторых сценах. А потом Галина Павловна начала интонационно раскрашивать слова, как бы выпевать их, и стала уходить какая-то легкость. Особенно это ощущалось, когда мы переместились на сцену.
Однажды на репетиции Галина Павловна забыла текст. Лаврова удивилась:
— А как же вы поете? В оперных партиях столько текста.
— Там совершенно другая техника, — ответила Вишневская. — Если попросите меня произнести текст из «Аиды», я не смогу. А как только заиграет музыка, все пропою...
На премьеру пришел Ростропович, и Вишневская нас познакомила за кулисами: «Слава, это Сережа — мой Саша Ланской». И тут Ростропович, глядя на меня, с улыбкой говорит: «А вам лучше бы выбрать женщину помоложе!» Они постоянно шутили, с иронией относились друг к другу. Я это наблюдал на гастролях — Мстислав Леопольдович не раз ездил вместе с нами...»
А Ольга Рослякова рассказала мне вот что: «По слухам, репетировать с Вишневской должно быть запредельно сложно. И на первую репетицию я шла как на бой. Но вот появляется милая женщина совсем из другого времени: в белом пуховом платке, элегантно надетом на зимнюю шляпку. Как будто она сошла с экрана, из старых фильмов пятидесятых.
На репетициях Галина Павловна всегда была одета во что-то темное, строгое, без украшений. И более тихого, спокойного, приветливого, очень внимательного человека в работе вообще не помню. И дисциплинированного! Она опоздала на репетицию только один раз.
Мы приехали на гастроли в Петербург. Утро, внутренний дворик БДТ. Жду Вишневскую, а ее нет. Вдруг появляется: «Простите! Но я вам объясню причину. Вчера после ужина мы вышли со Славой из «Астории» погулять. Он на Невском проспекте увидел бездомную собаку. И сказал: «Мы берем ее с собой!» Я твердила, что у меня утром репетиция, вечером спектакль, что я должна выспаться. Но Слава был неумолим: «Никуда не уйду, я должен взять собаку с собой». Причем это был не щенок, а уже взрослый пес — бездомный и грязный.
Слава принес собаку в гостиничный номер, и полночи мы ее мыли. А потом он говорит: «Надо сделать ей прививки и выписать паспорт, я ее заберу в Париж». И мы ночью поехали к ветеринару, потом покупали корм. Если хотите, можете сами все увидеть. Вон Слава с ней гуляет».
И я увидела, как Мстислав Леопольдович неспешно прохаживается с собачкой, помесью дворняжки с пуделем, и как он полностью поглощен этим существом. Мне неловко говорить, но Ростропович и этот пудель оказались похожи. Глаза у собаки печальные и внимательные, как и у ее нового хозяина. Это были два родных существа, одно целое! На следующий день я узнала от Вишневской продолжение истории. Она отговаривала мужа везти собаку в Париж. А он лежал на диване отвернувшись, в полной печали и говорил, что без пса никуда не поедет!»
— И что в итоге?
— Дали объявление на питерском телевидении, и от желающих забрать пса не было отбоя... Еще Рослякова вспомнила, как они ехали на гастроли и на вокзале ее провожали муж и маленькая дочь: «Я разрыдалась. Лаврова сказала Вишневской: «Галя, ты только посмотри, Ольга рыдает, расставаясь со своими близкими». Галина Павловна ответила: «Да что вы, Оля, я со своим мужем всю жизнь врозь, и ничего!»
Кстати, потом и мне Вишневская высказала подобную мысль: «Мы со Славой видимся не так уж часто. Я много гастролировала, он все время в разъездах. Может быть, поэтому наши чувства не притупились». Это было, когда в Париже я снимал ее и Ростроповича для телепрограммы «Субботний вечер со звездой», и фактически это был документальный фильм.
— Легко было договариваться со звездами такого уровня об интервью?
— По-разному... В «Субботнем вечере со звездой» у меня побывали Майя Плисецкая, Юрий Башмет, Слава Полунин, Олег Табаков, Инна Чурикова, Пеле. С кем-то все складывалось легко. Например, с балериной Ниной Ананиашвили, примой-балериной Большого, мы тогда очень дружили.
А вот Ирина Роднина неохотно пошла на контакт. В то время она работала тренером в США. Мы много раз перезванивались, но Ирина все время говорила, что ей надо подумать, взвешивала ситуацию, сомневалась. Тогда она разошлась со вторым мужем и, видимо, боялась, что я как-то затрону эту ее личную историю.
Но я же хитрый. Всегда стараюсь в предварительном разговоре зацепить моменты, которые могут как-то заинтересовать героя будущего интервью. Вот и рассказал Ирине, когда впервые увидел ее живьем. Мы с Игорем учились в школе при заводе «Калибр» (в старших классах я даже проходил на этом предприятии практику в местной многотиражке). И Роднина, которая в тот момент была беременна сыном, вместе со своим тогдашним мужем Александром Зайцевым выступала в нашем актовом зале. Роднина в те годы была идолом. Дети толпами рвались к ней, и учителям пришлось от нас ее оборонять. А она сидела на сцене такая спокойная, умиротворенная.
— Роднина тоже вспомнила эту встречу?
— Конечно, нет! Но эти мои детские впечатления чуть-чуть утеплили ситуацию. Наконец мы полетели в Америку, в город Лейк-Эрроухед, расположенный в горах недалеко от Лос-Анджелеса, и сняли отличную историю. Пока шел монтаж, перезванивались с Ириной. А за неделю до показа, который должен был состояться в канун 8 Марта, Роднина позвонила и сказала:
— Не хочу, чтобы программа выходила в эфир.
Я был шокирован:
— Почему?!
— Не хочу, и все!
Пришлось искать замену. Программа с Родниной все-таки вышла — через год. После эфира Ирина позвонила и призналась, что передача ей очень понравилась. Однако у меня все равно остался некий осадок.
Легко работалось с Андреем Вознесенским. Только он неожиданно поставил условие, чтобы мы сняли в Ялте, как он летает на дельтаплане, — это была его идея фикс. Не буду рассказывать, как непросто мне было все организовать, но Вознесенский у нас летал! А на соседнем дельтаплане находился оператор с камерой, который все снимал и чуть не свалился оттуда.
— А как вам работалось с Вишневской и Ростроповичем?
— Начну с того, что сейчас подобные интервью организуются совершенно иначе. Всю предварительную работу теперь выполняют редакторы. Они договариваются обо всех деталях, а корреспондент приходит и берет интервью. Но я и тогда, и сейчас стараюсь все переговоры вести сам.
— Зачем?
— Потому что уже через такой предварительный разговор я не только налаживаю отношения, но и считываю психологический портрет героя, если не был знаком с ним раньше. А в случае с Ростроповичем мое личное участие в переговорах даже оказалось решающим моментом. Но обо всем по порядку...
Однажды я пришел в «Ленком» на спектакль «...Sorry», чтобы снять фрагменты для «Субботнего вечера», посвященного Инне Чуриковой. И в антракте за кулисами в полутьме столкнулся с известным продюсером Давидом Смелянским. Он спросил, как дела. И я с жаром рассказал о своем новом телепроекте — фильм про Чурикову был всего лишь вторым по счету. Вдруг Смелянский, который в то время устраивал концерты Ростроповича в России, говорит: «А что, если тебе сделать такой «Вечер» с Ростроповичем и Вишневской?» Конечно, я загорелся этой идеей.
А потом, если честно, забыл о нашем разговоре. Но Смелянский получил согласие Мстислава Леопольдовича и Галины Павловны на интервью! Правда, когда я предложил провести съемки у героев в их парижской квартире, он сказал:
— Это невозможно! Журналисты из России у них дома еще ни разу не снимали!
А я тут же:
— Ну так мы будем первыми! В чем проблема?
— Почему вы хотели снимать их именно в Париже?
— В то время Ростропович и Вишневская уже часто приезжали в Россию, у них и во время вынужденной эмиграции в Москве оставалась квартира — в «композиторском» доме в Брюсовом переулке. Но тогда их воспринимали прежде всего как политических деятелей, героев на котурнах, которые будут вещать, как надо переустроить жизнь новой России. Смелянский видел, как принимают Ростроповича в разных городах России, и тоже это замечал: «Мстислава Леопольдовича ждут у нас как великого музыканта, но прежде всего как великого гражданина».