Кассеты, катушки, пластинки: Александр Кушнир — о своей гигантской коллекции рок-артефактов
Журналист и продюсер Александр Кушнир собирает самые разные предметы, связанные с рок-сценой, и называет свою коллекцию естественным приложением к образу жизни. Специально для нас он рассказал, с чего все началось, как первая стипендия ушла на дефицитный винил и нужна ли энциклопедия про историю рока.
Стихийный фундамент
Пожалуй, во всем виноват Сергей Курехин, который во время нашего интервью дерзко заявил мне, что я, наверное, коллекционер, а вот он — точно нет. Я удивился и не на шутку призадумался… Еще со школы я любил собирать марки, монеты, футбольные публикации и хоккейные шайбы. Затем немного повзрослел, и ко мне в жизнь ворвался западный рок-н-ролл. В семидесятые годы я жил в элитном микрорайоне, и неудивительно, что родители моих приятелей трудились в правильных местах: прикасались к высокому на киностудиях или, скажем, регулярно командировались на север Африки, в сторону Республики Тунис. Из этих поездок они привозили дефицитные диски, музыкальные журналы и массу актуальной музыки. Это было время довольно сильных эмоций: мою «модель мира» взрывали Rolling Stones, откровенно певшие о симпатиях к дьяволу, их земляки из группы 10 СС, выпустившие эстетский саундтрек к несуществующему фильму (для детских мозгов это была целая революция), и американские экстремисты из Мotor City 5, которые сожгли американский флаг прямо на концерте. Это завораживало и восхищало своей смелостью.
Волшебные флюиды «Вудстока» витали в воздухе. Поступив на мехмат, я получил первую стипендию, которую успешно слил спустя несколько часов. Помню, как шел по освещенной солнцем улице и услышал откуда-то сверху неподражаемую гитару Ричи Блэкмора. Фантастическое качество записи не оставляло сомнений: это точно не магнитофонная пленка, а именно винил группы Deep Purple. План действий созрел мгновенно — я легко вычислил номер квартиры и отважно позвонил в дверь. О чем говорить, не имело ни малейшего значения, но я твердо знал, что выйду оттуда с вожделенной пластинкой. Дверь мне открыл заспанный ровесник, и это была его первая ошибка. Сеанс гипноза длился всего несколько минут, после которых хозяин квартиры стал обладателем моей стипендии, а я крепко сжимал в руках альбом Stormbringer. Как следствие, вскоре у меня образовалась самая большая коллекция винила на факультете. Языком болтать — не мешки ворочать, и на энергии вдохновения я вышел в полный овердрайв, начав проводить просветительские лекции и даже дискотеки со слайдами.
Мое детство закончилось вскоре после московской Олимпиады, когда я подсел на магнитофонные катушки с русским роком. По сравнению с виниловыми дисками качество записи было запредельно мерзким, но меня это не волновало. Регулярно слушая пленки «Аквариума», «Машины времени» и «Зоопарка», я вскоре попал на настоящие подпольные рок-сейшены, где каждый кривой гитарный аккорд воспринимался как «голос великой свободы». Длинноволосые рок-музыканты самозабвенно входили в транс, разбивали в кровь пальцы, гитары и рояли. Динамики вылетали из колонок, зрители — из окон, люди — с работы. После того как на квартирный концерт в районе Речного вокзала послушать песни Кости Кинчева и Юры Наумова в комнату набилось более ста человек, я вообще перестал чему-либо удивляться.
Практически все мои друзья делали квартирники и коллекционировали магнитофонные записи. Никто из них не убивал себе мозг такими глупостями, как интернет или социальные сети. По телефону просто забивали стрелки на станции метро «Площадь Ногина», где обменивались записями и впечатлениями. Летом ездили на рок-фестивали, а зимой ходили на законспирированные концерты, создавали мифические рок-группы и даже пытались писать песни. В ходу была модная байка, придуманная, как мне кажется, именно мной: «Вначале делай, а потом думай». Так было проще и веселее.
Несмотря на то что московский концерт Pink Floyd снес в 1989 году крышу абсолютно всем, у нас было неподдельное ощущение, что «Звуки Му», «Гражданская Оборона» или «АукцЫон» по своим идеям ничуть не хуже, а может, в чем-то и посвежее будут. Да, у нас еще не научились подвешивать огромную свинью с резиновыми яйцами под потолок «Олимпийского», но мы свято верили, что всему свое время.
Тогда в Москве волей случая застряла модная команда «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе». Варяги из Свердловской области стали сенсацией конкурса магнитоальбомов журнала «Аврора», поскольку все их записи были сделаны убыстренными, «буратинными» голосами. У «Водопада», который Гребенщиков называл одной из своих любимых групп, в те дни слетел какой-то сейшен, и я вписал их в свой стремный флэт на Преображенке, где в качестве репетитора обычно натаскивал школьников по математике. С неподдельным ужасом мои ученики наблюдали, как бородатые дядьки запирались в ванной c отважными росомахами, безлимитно бухали портвейн, а в паузах орали дурными голосами бронебойные фолк-хиты: «Мне судьба нелегкая выпала, // Полюбила я школьника Быкова». Вскоре я на свой страх и риск организовал им концерт в стенах родной школы, где после окончания университета преподавал алгебру и геометрию. В итоге провокационное панк-шоу, сыгранное в актовом зале на «пионэрских» барабанах и японском синтезаторе Yamaha, мгновенно раскололо дружный педколлектив на две части, а меня только чудом не выгнали с работы.