Владимир Вдовиченков: "Был шанс изменить судьбу, я им воспользовался"
В девяностые мужчины на актерский не шли. Их не было — либо убили на улице, либо в ментах, либо в бандитах, либо уехали, сбежали. Артисты тогда были нищими. Я поступил, и на вопрос: "Володь, ты зачем сюда пришел?" — отшутился: "Хочу быть богатым и знаменитым и ничего для этого не делать". Мне сказали: "Не по адресу". Я ответил: "Ну, посмотрим".
Владимир, у вас совсем скоро две премьеры: с 22 декабря в прокате фильм «Чук и Гек. Большое приключение». А совсем скоро на канале СТС — сериал «Моя мама — шпион». Все это — семейное кино, которое любят и ждут.
— Это две абсолютно разные истории. Сериал «Моя мама — шпион», хотя там и участвуют дети, больше для взрослых. «Чук и Гек» подходит даже для самых маленьких. Это чистая сказка, без всяких примесей. Кино на уровне мультфильма или детского спектакля. История, рассказанная от лица двух малышей, одному из которых семь, а другому пять. Такая рождественская открытка.
Мы снимали фильм под Пермью зимой. Тайга, снег три-четыре метра глубиной. Тропинки специально продавлены трактором, шаг в сторону — и ты полностью проваливаешься в сугроб. Такой русский сказочный лес с волками и медведями. Мама, которую играла Юлия Снигирь, для того чтобы спастись от огромного медведя, начинала громко петь. А папа, которого играл я, где-то вдали на скале с ружьем начинал подпевать. Я — в тулупе, бородатый. Она изящная москвичка в элегантном тонком пальто, похожая на фарфоровую игрушку из 30—40-х годов.
У нас не было задачи рассказать историю взаимоотношений мамы и папы. Она как будто бы за кадром началась, я пишу письма и звучит мой голос: «Любимая, приезжай, здесь прекрасно». В этом выразилась вся любовь. Замечательные родители, замечательные дети.
Кстати, дети в фильме — идеальные партнеры. Как я радовался, когда узнал, что одного сына будет играть Андрюша Андреев, с которым мы вместе снимались в «Бате». Такое счастье повидаться! А второй мальчик Юра Степанов. Он родился уже после гибели отца — Юрия Степанова. Мы с Юрой снимались в «Гражданине начальнике» и в «Кромове». Он большой артист. В память о Юрке мне было приятно с его сыном поработать. Он оказался таким же заводным артистом, как папа.
— А вы смотрели старый фильм «Чук и Гек», который даже приз в Венеции получил?
— Смотрел. Я очень часто смотрю старое кино, в нем есть удивительная вещь, которая сейчас исчезла, — ощущение справедливого, доброго мира, где понятно, где черное, где белое.
Я подростком мог гулять по улице до 12 часов, и мне никогда не приходило в голову, что может что-то случиться. Я все свое детство знал: если кто-то поступил плохо, можешь набить ему морду и будешь абсолютно прав, тебя никто не осудит. Если человек украл, кого-то обидел, можно смело его наказать. Поэтому, конечно, когда я прочитал сценарий нового «Чука и Гека», очень обрадовался, что он по-хорошему прост. Вот для простых людей. Я сам простой человек и люблю такое кино.
— Мне так нравится, что вы это говорите, потому что многим хочется быть умнее, интереснее и сложнее, чем они есть на самом деле. И при этом ничего особенно сложного в них нет, все хотят одного и того же: жить хорошо, быть счастливыми и любимыми.
— Все так, мне хочется, чтобы мне хорошо жилось и сердце было спокойно. Сейчас это непросто. Вокруг хаос, из-за которого возникает страх перед неизвестностью.
— Что вы делаете с этим страхом, чем лечитесь?
— Работой. Мне кажется, спасение от сложных ситуаций — это погружение в профессию, попытки там найти какое-то свое счастье. Вот я сейчас репетирую новый спектакль в Театре Вахтангова и на этом в первую очередь сосредоточен.
Это похоже на упражнение «круг внимания», которое выполняют студенты театральных вузов. Оно очень помогает, когда, например, артист боится публики. Подумай, зачем ты выходишь? Заниматься делом — что-то узнать, рассказать, кому-то помочь, кого-то обидеть или, наоборот, спасти. Если контролируешь только это, то забываешь про зрителя. Например, несешь чашку, в ней вода, нужно ни капли не пролить. И в этот момент тебе все равно, что вокруг. Хаос, цунами — ты даже не обратишь на это внимания. Сейчас семья, работа — это и есть тот самый «малый круг внимания», наш спасательный круг... Вот, выпустили с Марией Мироновой и Ирадой Берг музыкальный спектакль «Адажио для влюбленных». Премьера состоялась в Доме музыки. Это необычный для меня опыт. Я впервые выступил с чтецкой программой на серьезной сцене с симфоническим оркестром. Основой спектакля стал роман, написанный Ирадой.
— Это действительно необычный опыт. А вот то, что вы заняты в проектах, где главные герои — дети, уже стало хорошей традицией.
— И я очень этому рад. Актеры проживают разные этапы. Если по-армейски, то у нас тоже есть определенная градация. Сначала я снимался в клипе у Дельфина, играл в эпизодах в кино. Был солдатиком. Потом стали предлагать роли побольше, и я стал лейтенантом. Потом майором, полковником. Мне повезло, у меня сразу были «Бригада», «Бумер». Быстро вырос. Но, по сути, от лейтенанта до полковника ты играешь роли про себя. А генерал — уже функция, типаж, не хочется им становиться, ведь пока ты еще полковник, на тебя еще делается ставка. Но играть роли «про себя» тоже надоедает. Елена (жена Вдовиченкова. — Прим. ред.) посчитала, что у меня почти восемьдесят картин, и почти все «про себя», и я в какой-то момент загрустил от этого. Но вдруг наступил период, когда в силу возраста стали предлагать роли отцов, и мне стало невероятно интересно.
Один из таких опытов — фильм «Учителя», где я играл человека, у которого есть две дочери, ради которых он готов сделать все что угодно. Когда я снимался, понял: мне очень интересно играть с подростками.
Потом возник фильм «Батя». Это другая история, где вдруг в партнеры мне дали маленького мальчика Андрея Андреева. На пробах работал другой артист, чуть больше, крепче, такой уже парняга. Ему в кадре можно и подзатыльник дать, и это не выглядит садистски. Между запуском фильма и пробами прошел год, он вырос, и на площадку привели Андрюшу, настоящего ангелочка. Я растерялся и не знал, как себя вести. Вот как такого обижать? К счастью, мы с ним быстро подружились и нашли общий язык.
— Говорят, детей нельзя переиграть.
— Да не надо переигрывать! Не надо ничего играть, надо так же существовать, как они.
— А как забыть, что ты взрослый дядька, заслуженный артист и так далее, как вернуть живость реакции?
— Ну вот смотрите. Снимаем сцену, где я его обижаю, ругаю и хамски себя веду. Но как только звучит команда «Стоп!», мы с Андрюшкой сразу берем мячик — бам, бам, вазу разбили, на нас наезжают: «Хорош, ребята, мешаете» — камеру ставят. Но я понимаю: если мы сейчас будем сидеть смирно, у нас с Андрюшкой не произойдет контакта. И я специально его чуть-чуть провоцировал на хулиганство.
Или еще момент: на улице снимаем сцену, где он в машине едет, выходит и его тошнит. Как только слышим «Стоп!», мы банку из-под пива сминаем, в лужу бросаем и давай в футбол играть. Скандал: «Вы все испачкаетесь!» Но в кадре потом мы друзья, команда.
— Еще у вас был фильм «Робо».
— Там я снимался с очень талантливым мальчиком с непростой фамилией Муравьев-Изотов, я даже опыта у него поднабрался, как бы странно это ни звучало. На площадке, если ты подружился, все время идет общение. Но иногда не хватает такта понять, может, ему нужно собраться, сконцентрироваться, он же артист. Мы играем, я с ним потом о чем-то разговариваю и вдруг слышу:
— Володя, можно вас попросить две минуты меня не трогать, у меня сейчас будет важная сцена, а потом поговорим.
— Понял.
«Мотор! Начали!» Он рыдает: «Папа, папа, Робо, Робо...» Все как надо сделал, а потом ко мне: «Ну а теперь давай разговаривать». Это колоссальный опыт. И еще мне нравилось, что там в одной из главных ролей не живой артист, а большой робот, нарисованный. И кино не совсем взаправдашнее. Я такое обожаю.
Я даже в мультике «Вольт» главного героя — пса озвучивал. Такой кайф получил. Когда дурака валяешь, пропадает груз ответственности. Если делаешь что-то с детьми или для детей, можно самому побыть ребенком.
— А в фильме про шпионов можно побыть шпионом?
— В какой-то степени. В сериале «Моя мама — шпион» так и было. Это история домохозяйки, которая 20 лет была «замороженной» спрятанной боевой единицей, а потом ее привели в чувство, и теперь она снова должна заниматься своими джеймсбондовскими делами. Я тоже шпион, связанный с ней в прошлом романтическими отношениями. При этом у нее свой муж, которого прекрасно играет Егор Дронов, дети — мальчик и девочка. Удивительно, в роли мальчика был Алексей Родионов, с которым я снимался год назад в очень тяжелой истории, ее продюсировал детский хоспис «Дом с маяком». Фильм называется «Туда и обратно». Я играл отца мальчика, который умирает, а Алексей — моего сына... Сложнейший материал. Я не мог спокойно читать сценарий, начинали литься слезы. Я очень сентиментальный. Прорыдал весь фильм и в кадре, и за кадром... И вот съемочная площадка, передо мной тот самый Леша Родионов, который умирал в прошлой картине. Но обстоятельства другие: лето, солнце, комедия.
— У вас так много предложений, чем вас заинтересовал сериал «Моя мама — шпион»?
— Я начинал с серьезных криминальных историй. А здесь как раз представилась возможность посмеяться над брутальными парнями, которых я миллион, наверное, переиграл. Я суперагент, который становится недотепой, соприкоснувшись с бытом.
— Но при этом ваш герой на экране и дерется, и стреляет, и спасает всех. Вы все трюки выполняете сами?
— Вместо меня каскадеры. Съемки — это огромные деньги, огромные ставки, нельзя из-за своих амбиций и понтов всех подвести. Если, не дай Бог, что-то случится, все встанут.
Ну и здоровье тоже нужно беречь. Я давным-давно на «Звездочете» травмировался так, что спустя почти двадцать лет хожу на ЛФК и уколы делаю. И это лишь от того, что неправильно упал на съемках.
— То есть каждый должен делать свое дело: каскадер — прыгать, артист играть?
— Да. Конечно, я могу и трюки сделать. Мы с Гошей Куценко даже получили премию MTV «За лучшую драку» в фильме «Параграф 78». Но ее снимали без трюкачей три дня, и после этого я с сотрясением мозга в больнице лежал. Поэтому каскадеры — это правильно. Особенно если учесть то, что в 90 процентах случаев ты трюк сделаешь хуже, чем профессионал. Это галочка для самомнения: кое-как, но я сделал это сам. Ну и что? Где художественная ценность того, что ты сделал? Зрителя нужно иногда обманывать. Вот сейчас у меня вышел рекламный ролик, в котором я скачу на двух лошадях. Ну конечно, скачет каскадер, там просто мое лицо. Знакомые говорят:
— Вовка, было бы круто, если бы это был ты.
— Так это я! Я скакал!
— Да ладно?!
— Да, я ездил, тренировался... Да ладно, ладно, шучу.
— Слава богу, а то уж у нас комплекс неполноценности, что ты такой крутой, а мы ничего не умеем.
— Кто из вашего круга смотрит ваши фильмы? Например, кто будет смотреть «Моя мама — шпион»?
— И я, и жена моя, дети мои и моя мама. Все родные. А вообще будут смотреть поклонники такого жанра, телеканала СТС, где много семейных историй.
— Да, «Чук и Гек» тоже покажут на СТС.
— Я очень рад, потому что это прекрасная история. Вот когда мне начинают предлагать сценарий: сын, компьютер, в компьютере что-то происходит, — я скучаю. Тема новых технологий меня не греет. А «Чук и Гек» — чистый мармелад: никаких тебе гаджетов, лес, природа, мишки, волки, Хозяйка Медной горы... Если мне предлагают сниматься в сказках, я соглашаюсь с удовольствием.
— Может быть, вы и в чудеса верите?
— Я верю в чудеса, но не в чистом виде. Вот, например, смешное чудо. У нас с Еленой было одно важное мероприятие. И мне понадобилось подшить брюки. Мы побежали в швейную мастерскую, а там закрыто. А нужно срочно! И я прямо расстроился: «Что ж такое, Господи! Ну где теперь найти эту мастерскую? Ну хоть какой-нибудь знак, где найти?» — опускаю голову, на асфальте штамп: «швея» — и номер телефона. Мы набираем телефон, и на соседней улице нас встречает швейный цех. Штаны были готовы через пять минут. Я говорю Елене: «Милая, такого быть не может». Она говорит: «Ну вот...»