Александр Галибин и Ирина Савицкова: "Семья - это крепость"
Я знал, что Ирина еще официально замужем, но меня это абсолютно не волновало, и уж тем более никакого чувства вины перед ее бывшим мужем не испытывал. В такие моменты ты никого не жалеешь, поступаешь как эгоист или как мужчина, который полюбил.
Александр: Сегодня самым важным для меня в жизни является семья — жена Ирина, с которой почти двадцать лет вместе, и дети Ксюша и Василий, родившиеся от этой любви, а еще старшая дочь Маша, внучка Лиза и мама. Все они очень дороги.
Встреча с Ирочкой, наверное, была предопределена заранее, ведь задолго до знакомства мы опосредованно друг о друге знали. Ей рассказывали обо мне, мне о ней, судьба будто ждала подходящего случая, но до поры до времени нам его не давала.
В девяностых годах прошлого века были популярны конференции об искусстве, в одной из них я участвовал с докладом на тему режиссуры двадцать первого века. Вдруг открылась дверь и вошла Ирина. Она опоздала и села на единственный свободный стул — тот, на котором до этого сидел я. Посмотрев на нее, сразу понял: вот та женщина, с которой я хочу прожить всю оставшуюся жизнь.
Когда мой доклад закончился, молча отдал Ирине записку с просьбой оставить координаты, и она в ответ на том же листочке написала номер своего телефона. Переписку мы храним как семейную реликвию. Я позвонил, и мы встретились. Первое время все тщательно скрывали, однако оба понимали, что это не проходная интрижка, а начало нашего большого-большого жизненного пути. Две параллельные линии, как учил Лобачевский, где-то обязательно пересекутся. Мы и были этими линиями, которые стремились друг к другу и когда встретились, пересеклись.
Расскажу одну из наших романтических историй. Я работал в Финляндии, ставил в Миккели спектакль по Булгакову «Полоумный Журден», а Ира летела из Америки, где играла на английском Шута в совместном с американцами проекте «Король Лир». На наше счастье, ее обратный путь оказался с пересадкой в Финляндии. Я знал точное время прилета, но в ту зону, естественно, не пустили. Ира тоже выйти ко мне не могла. Девяностые годы, никаких мобильных не существовало еще и в помине. Нас разделяло толстое стекло, друг друга мы не слышали, поэтому прикладывали к нему записки. Я написал, что не могу без нее жить. Ира, прочитав, впрямую ничего не ответила. Ничего конкретного типа «выходи за меня» в записке не было, предложение о замужестве сделал гораздо позже.
Ирина: Надо же! А у меня немного иное восприятие этой истории. Саша написал «Не могу без вас жить», а я это истолковала тогда как предложение о замужестве, хотя мы были еще на «вы». Кстати, помню, Саша специально перед встречей купил фотоаппарат, чтобы меня снимать, сказал, что у него нет моих фотографий и так жить невозможно. Щелкал меня через стекло, когда я писала ответы. После нам уже не хотелось расставаться. Такая вот разная трактовка той встречи.
— Ирина, а когда пришло четкое понимание, что Александр должен стать вашим мужем?
Ирина: Мы познакомились на конференции, и спустя короткое время он уехал в Германию, в Баден-Баден, выпускать «Пиковую даму», а я готовила премьеру в Театре Ленсовета и заболела пневмонией. В следующий раз встретились, когда лежала в реанимации после переливания крови, болезнь была сильно запущена. Он, узнав об этом, тут же прилетел. Помню, открываю глаза и первое, что вижу, — лицо Саши. Сначала решила, что галлюцинация, такого быть не может, а потом поняла: нет, это вовсе не видение. Передо мной стоял именно он. Наша встреча на конференции в СТД оставила глубокий след в душе, и я надеялась на продолжение, но никаких иллюзий не питала. И тут вижу его в белом халате. До сих пор помню картину: меня везут в палату, а Саша идет рядом и отчитывает за наплевательское отношение к своему здоровью. Возникло ощущение, что я теперь не просто его жена, а что женаты мы уже сто лет и он несет ответственность за мое здоровье и нашу семью. Спустя время я узнала: именно в эти минуты в Сашиной голове все так и сложилось.
— Ваше знакомство состоялось, когда Ирина была еще замужем...
Ирина: Да, за Антоном Олейниковым — моим сокурсником по Академии театрального искусства. Когда учишься на актера, полностью погружаешься в эту атмосферу. Возвращались домой последней электричкой, а уже утром в половине десятого прибегали на репетиции. Никого и ничего не видели вокруг. Я и сейчас, спустя много лет, убеждена, что такой подход единственно правильный для людей нашей профессии. Мы все будто уходили в творческий монастырь и там постигали новый язык, обретали иной взгляд на жизнь и театр. Прожили мы с Антоном совсем недолго. Когда освободились от театрально-школьных уз, поняли, что очень разные. На вольных хлебах распалась вся эта учебная система и вместе с ней наш брак. Антон пошел в Театр музыкальной комедии, я — в Театр Ленсовета.
Александр: Я знал, что Ирина еще официально замужем, но меня это абсолютно не волновало, и уж тем более никакого чувства вины перед ее бывшим мужем или жалости к нему не испытывал. В такие моменты ты никого не жалеешь, поступаешь как эгоист или как мужчина, который полюбил.
— Ирина, как вы представили Александра Владимировича родителям?
Ирина: Это случилось Восьмого марта. Саша явился с подарком для моей мамы. Я уже пережила развод с Антоном и была свободной, но истерзанной, уставшей и внутренне немного надорванной. Неустроенность, вечная нехватка денег, проблемы с жильем — все это происходило на глазах у родителей, поэтому когда пришел Саша, мама сказала: «Вот какую дочь я для вас вырастила!», разглядев в нем надежный тыл. А папа изначально отнесся настороженно. Зная Сашину биографию, переживал, не стану ли я очередной проходящей женой. Для папы все же более показательны не слова, а поступки. Позже он, конечно, смягчился, и Саша приобрел авторитет в его глазах.
— Александр Владимирович, а почему не сложились ваши предыдущие браки?
Александр: Оба раза я женился на женщинах, к которым по сей день испытываю уважение. И несмотря ни на что, благодарен за то, что были в моей жизни. Восхищаюсь, когда слышу, что браки распадаются, но люди продолжают общаться и даже дружить. В моем случае этого не произошло. Мы не поддерживаем отношения, хотя какие-то новости о них до меня доходят.
Первый раз женился в девятнадцать. Кроме чувств к будущей жене мной руководило желание уйти в самостоятельное плавание, поскольку опека родителей была очень сильной. Они переживали, когда поздно приходил домой, хотя папа старательно это скрывал. Возвращаясь под утро, видел, как отец нервно курит у окна. Встречал словами: «Что матери скажешь? Она не спит ночами. А ей на работу в шесть».
Сообщение о том, что собираюсь жениться, стало для мамы ударом. Оля Наруцкая была старше на пять лет, мы учились в ЛГИТМиКе, на курсе и познакомились. Оля, тогда еще будущая жена, предлагала жить не расписываясь, но я не понимал: как это можно, не заключив официального брака? С точки зрения общежития, морали, отношений мужчины и женщины я был воспитан очень строго, и мы поженились. Родилась Маша, а чуть позже Наруцкая уехала в Москву на Высшие режиссерские курсы, оставив дочь на воспитание бабушкам.
Оля — очень талантливый человек и всегда была лидером. Ее дипломной работой стал короткометражный фильм «Нам не дано предугадать...», который на различных фестивалях получил кучу призов. После такого блистательного вхождения в кино Наруцкую заметил Ролан Быков и пригласил в свое объединение. В 1988 году она сняла ленту «Муж и дочь Тамары Александровны» по сценарию Надежды Кожушаной о сложных взаимоотношениях в семье на фоне советской действительности переходной эпохи. Главную мужскую роль сыграл я. Снимали в Москве, недалеко от метро «Смоленская», в полуразрушенном выселенном доме. Работали и там же жили всей съемочной группой: оператор, художник, даже девочка, игравшая главную роль. Родители ей разрешили, чтобы привыкала к нам. Картина прогремела, но на короткий срок — постепенно исчезал прокат и просмотр ограничился творческой средой. Между тем художественные приемы, которые использовала Ольга, нередко встречаю и в кино сегодняшнего дня. Фильм участвовал в основном конкурсе Венецианского фестиваля и даже получил приз, да и сам факт участия стал огромным шагом вперед.
— Двум творческим личностям непросто уживаться под одной крышей, не это ли привело семью к распаду спустя почти четырнадцать лет?
Александр: Если намекаете на конкуренцию, то ее не было и в помине. Мы разошлись оттого, что у Оли возникли свои интересы, у меня — свои, да и дочь, как уже упомянул, воспитывалась у бабушек. Все это сыграло с нами злую шутку. Общение с Машей после развода было очень непростым. Но я ждал, понимая, что наступит время, когда у нее появится собственная семья, отношения с мужчиной, родится ребенок и она многое поймет. Так и случилось.
— А где вы встретили вторую жену, переводчицу из Германии Рут Винекен?
Александр: Я был один, такой неухоженный и неприкаянный, учился в Москве, жил у друга в кладовке, своего не имел ничего. Кино практически перестало существовать. Познакомился с Рут, изучая режиссуру на курсе Анатолия Васильева во время работы в «Лаборатории» театра «Школа драматического искусства», она была там вольным слушателем. Рут занималась русским театром. Она талантливый человек, пишет книги, перевела на немецкий труды по режиссуре Анатолия Александровича Васильева. У нее было три дочери: взрослая и две маленькие, моя Маша с ними дружила. Спустя шесть лет семья распалась. Наверное, это стало логичным финалом. Разница менталитетов и желание Рут вернуться в Германию разрушили брак окончательно. Скажу честно: не люблю, когда меня расспрашивают об этом. Давайте лучше вернемся к моей нынешней семье и творчеству.
— Роль Пашки-Америки стала для вас судьбоносной, ведь именно после выхода «Трактира на Пятницкой» страна узнала артиста Александра Галибина.
Александр: Я тогда оканчивал четвертый курс ЛГИТМиКа, но к миру кино посчастливилось прикоснуться раньше — снялся на втором курсе у Семена Давидовича Арановича в картине «...И другие официальные лица». Главную роль играл Вячеслав Тихонов, я — его сына-разгильдяя. А в «Трактир на Пятницкой» вообще не знаю как попал. Просто второй режиссер посмотрел институтский спектакль «Тиль Уленшпигель», где я играл короля, и позвал на пробы. Съемки картины уже начались, притом что главного героя не было. На роль вора-карманника Пашки-Америки перепробовалась, по-моему, вся Москва. Повезло невероятно — я оказался последним и Александр Михайлович Файнциммер меня утвердил. Чувствовал себя абсолютно счастливым. Премьеры ждал с нетерпением, и когда она прошла, популярность обрушилась просто как снег на голову.
— И на взлете актерской карьеры вы ушли в режиссуру...
Александр: Театр долгое время к себе не пускал, а кино... Я много снимался, но однажды вдруг почувствовал, что актерство перестало быть тем, ради чего я туда пришел. Полностью отдавался профессии, а взамен не получал ничего. Стал ощущать, что меня просто эксплуатируют, что кино поглощает. Слава, популярность, узнаваемость — все это есть, но развития при этом нет.