Художник, случайно сорвавший маску с человечества: жизнь и творчество классика современного искусства Олега Целкова
Олег Целков — один из лидеров советского нонконформизма и один из самых дорогих современных русских художников. Для его работ свойственны яркие краски, отсутствие какой-либо привязки к реальности, а также человеческие лица, или, как предпочитал называть их сам автор, «морды» и «рожи». Бродский считал Целкова «самым выдающимся русским художником послевоенного периода», а среди ценителей работ художника числились драматург, третий муж Мэрилин Монро Артур Миллер, купивший картину «Групповой портрет с арбузом», Людмила Гурченко и другие. Целков всю жизнь отказывался жить по правилам и предпочитал независимость во всем — так, он не писал картин на заказ и оттого большую часть жизни бедствовал. Несмотря на свою обособленность от мейнстрима, Целков получил широкую известность в Европе и США, где выставлялся с 1970-х годов. 11 июля 2021 года Целков скончался в Париже в возрасте 87 лет. Вспоминаем жизнь и творчество художника, у которого в Мультимедиа Арт Музее проходит персональная выставка «Я не здешний, я чужой».
01Становление: бунтарь
Олег Целков родился 15 июля 1934 года в Москве в семье экономистов, работавших на авиационном заводе. По происхождению его мать, Роза Израилевна, была еврейкой, родом из Белоруссии. Отец, Николай Иванович, — русский, из подмосковного города Дмитров.
Художником Целков осознал себя в возрасте 15 лет, когда летом 1949 года в детском пионерском лагере увидел, как какой-то мальчик рисует на картоне масляными красками три березки, которые стояли перед ним. Мальчика звали Михаил Архипов, он рассказал Целкову о живописи, о существовании мира художников, о том, что есть специальные школы, где их обучают. Все это его потрясло: «И вдруг отчетливо понял, почему мне так одиноко. Потому что я ведь художник. А художники — другие люди».
Он спросил у Архипова, что нужно, чтобы попасть в такую «чудесную школу», оказалось — написать картину маслом на холсте. Вернувшись домой, он объявил родителям о своем желании поступить в художественную школу. Чтобы соорудить холст на подрамнике, пришлось тайком выломать несколько реек из штакетника во дворе и вырезать кусок мешковины из дивана: «Родители еще долго не знали о том, что ради искусства я принес в жертву нашу мебель», — рассказывает Олег.
Он поступал в Московскую среднюю художественную школу (МСХШ) без подготовки, но конкурс его работы не прошли. Отец Целкова увидел его плачущим и, узнав в чем дело, поехал искать директора школы. Он рассказал, что сам мечтал быть художником в детстве, и попросил допустить сына до экзаменов. Разрешение было получено, и Целков поступил. Поначалу ему платили стипендию 20 рублей, что для скромного бюджета семьи было даже много. А одновременно с ним в школе учились Илья Кабаков, Эрик Булатов и другие.
Но после первой же сессии будущий художник был лишен стипендии. Поэт Евгений Евтушенко в своих воспоминаниях о Целкове так описывал эту ситуацию: «Директор вызвал отца и с глазу на глаз допрашивал: почему у сына могли возникнуть такие упаднические настроения, с кем он дружит, нет ли у него в друзьях старшего художника, который на него дурно влияет? Отец удивился: «Почему?» — «А видите — солнца нет! Облака, сырость, серость…»
Целков не был заинтересован в реалистической живописи: «К примеру, если я рисую с натуры огурец — кто посмеет утверждать, что мой огурец не похож? Никому не известно, каким этот огурец будет завтра! А через сто лет?» Поступив в художественную школу, Олег стал почти каждый день ходить в Третьяковскую галерею, изучать работы старых мастеров. В музее он познакомился с сотрудницей специального отдела хранения, в котором находились работы Малевича, Кончаловского, Шагала и других запрещенных тогда художников.
«Эта молодая женщина, видя мой большой интерес, пригласила меня посмотреть на то, что меня поразило и вдохновило. Я сразу же ощупью, ничего не зная, ничего не понимая, не имея возможности ни о чем ни у кого спросить (и у нее тоже, потому что и она об этом знала очень мало), вдруг переметнулся на эту сторону», — пишет Целков в своей автобиографии. Он делал копии картин русских авангардистов 1910–1930-х годов, а затем стал постепенно подражать им в своих работах. До 1960 года особенно заметно влияние группы «Бубновый валет».
За свободомыслие Олега Целкова каждый год исключали из художественной школы. И каждый раз при помощи отца неохотно восстанавливали. Николай Иванович писал жалобы прямо в ЦК: «Я — член КПСС с такого-то года… Советскую молодежь плохо воспитывают…» Тем не менее уже во время учебы в школе Целков был на заметке у КГБ.
Он продержался в МСХШ три года, а в 1953 году пришло время поступать в институт. В школу на смотр работ пришли руководители Суриковского художественного института, один из них около картин Целкова топал ногами и кричал: «Этой кончаловщине у меня не бывать!» Олег все-таки попробовал сдать вступительные экзамены, но получил оценку «два».
Куда мог поступить молодой художник с такой репутацией? Его неожиданно поддержал столп советской живописи, вице-президент Академии художеств СССР Борис Иогансон. Он направил письмо в только открывшийся тогда Минский театральный институт: «Рекомендую Олега Целкова как прекрасный материал для будущего художника. Он является превосходным живописцем, и уверен, что оправдает возложенные на него надежды».
Целков немедленно поехал в Минск поступать: «И там на экзаменах я позволял себе делать такие вещи, которые не позволял себе в Суриковском. Мой приятель, который приехал вместе со мной, шептал: «Что ты творишь? Что ты делаешь?!»
Так же Целков вел себя и во время учебы, отчего отношения с преподавателями всегда были натянутыми. Так, однажды после первого курса студентов повезли в деревню Кисели, где старый народный художник Белорусской ССР учил их реалистически передавать природу. Он выбрал себе место, установил мольберт и начал подробно срисовывать пейзаж, особенно уделяя внимание камешку на переднем плане. После первого дня работы, когда все ушли, Целков выкинул этот камешек в ручей. Утром преподаватель был удивлен такому изменению пейзажа, стал закрашивать место камня на картине жухлой травой. На третий день Целков подбросил десяток камней, и когда преподаватель выразил свое негодование, художник ему ответил: «Ничего не поделаешь, нужно точно передавать окружающую нас реальность». Через некоторое время в Минский институт пригласили местного партийного «ревизора» посмотреть работы студентов. Картины Олега Целкова вызвали у него недоумение, и художника исключили за формализм.
В 1954 году Целков поехал в Ленинград поступать в Академию художеств имени И. Е. Репина. Снова помогла протекция Бориса Иогансона — его приняли, хотя и ненадолго. На занятиях в академии у него было два холста: с заданием — стоял внизу, а с его идеей — на мольберте. «Когда преподаватель, ветеран войны, подходил ко мне, стуча своей деревянной ногой, я быстро менял работы местами, но палитра оставалась та же: зеленая, красная, синяя. Он, конечно, все понимал, но делал вид, что не замечает», — вспоминает Целков.
В основном он писал картины в общежитии и развешивал по стенам комнаты. Однажды к нему зашла группа китайских студентов, приехавших в СССР учиться образцам соцреализма. После этого китайцы написали донос ректору примерно следующего содержания: «В великом Советском Союзе нам пришлось с удивлением увидеть те картины, которые пытается просунуть к нам буржуазная Япония». Дело вышло на международный уровень и грозило большими неприятностями, поэтому Целкова быстро отчислили. По другой версии, причиной отчисления стала организация нелегальной выставки на Невском проспекте: семеро молодых художников, в числе которых был Олег Целков, развесили свои картины под открытым небом.
В любом случае, выручил тогда Целкова режиссер и художник Николай Акимов, преподававший в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино им. Н. К. Черкасова. В 1955 году он принял Олега на постановочный факультет, где уже никто не учил его живописи. Акимов потом подарит Целкову свой плакат с надписью: «Дорогому ученику, который учился совсем не тому, чему я его учил».
021950-е, первые выставки
После смерти Сталина в 1953 году власти пошли на некоторые послабления, в страну стали привозить зарубежные произведения искусства, больше пускать иностранцев. В 1956 году советская публика впервые за долгое время (после выставок в 1920-х годах) могла увидеть работы Сезанна и Пикассо.
«Давным-давно в Эрмитаже была выставка Пикассо. Тогда мне это показалось таким убожеством, выдрючиванием, бездарностью! Да еще его работы были обиты какими-то реечками, а я привык видеть картины в золотой раме! А сейчас я понимаю, что Пикассо временами гениален. До Пикассо в том же Эрмитаже выставляли Сезанна. В России его никто не видел, его имя шептали по углам. Репродукции продавали поштучно, вырывая из книг. Глядя на Сезанна, я хлопал глазами и думал: «Люди с ума посходили, что ли? Что за мура!»
В более поздних интервью Целков вспоминает: «Я был очень оскорблен тем, что увидел. С моей точки зрения, Сезанн был тогда наивысшей дрянью. Дураком я был, что с меня взять. Ничего не знал о художнике, не понимал, как смотреть…»
Одним из энтузиастов перемен в искусстве того времени был студент-математик, художник Владимир Слепян. В Москве его квартира в конструктивистском доме на Трубной улице стала центром, где собирались художники, искусствоведы, литераторы, иностранцы. Слепян вместе со школьным другом Злотниковым были страстными поклонниками и популяризаторами живописи Олега Целкова. Весной 1956 года Владимир Слепян в своей квартире организовал первую персональную выставку Олега Целкова, где показал несколько работ, которые хранились у него. Слепян всех приглашал к себе «посмотреть картины Целкова». Так имя художника становилось все более известным в «неофициальных» кругах.
Студенты Ленинградского электротехнического института Рубен Сейсян и Владимир Марамзин в 1957 году получили временную возможность использовать в качестве выставочного зала небольшое помещение — не до конца подготовленный для заседаний ученого совета малый актовый зал в новом корпусе института. Они решили сделать выставку, которая всех удивит, нечто вроде «пощечины общественному вкусу». Тогда они сами выбрали «скандальных» художников академии.
Чтобы выставку сразу не ликвидировали, открытие было назначено на воскресенье, когда в институте никого нет. В маленький зал набралось большое количество людей. Под вечер студенты позвонили ректору и рассказали правду о составе выставки. Но, на удивление, закрыли ее не сразу, и туда ещё неделю приходили люди. Так в 1957 году состоялась первая публичная выставка Олега Целкова в здании Ленинградского электротехнического института. Сейсяна и Марамзина не выгнали из института, только ректор отчитал: «Как же это вы, еще недоучившиеся инженеры, взяли на себя смелость судить о том, что хорошо и что плохо в живописи? И что заставило вас противопоставлять публично какую-то броскую модернистскую мазню настоящим образцам социалистического реализма?!»