Надо смотреть на горизонт десяти лет
«Я бы сейчас смотрел на горизонт десяти лет и попробовал реализовать возможности, которые нам предоставляются длинными тенденциями, а не короткими», — считает президент Центра стратегических разработок Владислав Онищенко
Центр стратегических разработок плотно сотрудничает с правительством и другими ведомствами, а значит, в какой-то степени отражает позицию государственных структур в вопросах стратегии развития российской экономики. Поэтому взять интервью-прогноз на 2022 год у президента ЦСР Владислава Онищенко показалось нам крайне привлекательной идеей.
Мы говорили о структурных изменениях в нашей экономике, проявившихся в последние годы (постпандемийных и не только), о судьбе национальных проектов, о денежной и бюджетной политике и, главное, об ожиданиях на будущее.
Как оказалось, ЦСР настроен либерально. Там полагают необходимым уменьшение доли государства в экономике, разумным — смягчение денежной и налоговой политики, целесообразным — возвращение на рынок частных средних банков.
Из самого оптимистичного: Владислав Онищенко ожидает, что в следующем году реальные доходы населения все-таки начнут расти. Из самого пессимистичного: в ближайшие годы мы столкнемся со сложностями в технологическом развитии, в частности с ограничениями технологического трансфера.
— В этом году ожидается рост ВВП на уровне трех-четырех процентов. Это рост все называют «восстановительным». Однако мы, как журналисты, видим, что в росте явно присутствуют структурные сдвиги. Как вы оцениваете этот год? Видите ли вы структурные изменения и каковы ваши ожидания на следующий год — по темпам экономического роста и по структурным сдвигам?
— Мне кажется, слово «восстановительный» вполне справедливо. Оно отражает простой факт падения 2020 года относительно 2019-го. По сравнению с 2020 годом значительная часть секторов занималась тем, что возвращалась на исходные рубежи.
— Кто, например, возвращался?
— Торговля.
— При этом в секторе торговли очевиден рост интернет-торговли. А развивая интернет-торговлю, компании вынуждены делать большие инвестиции в склады, в логистику. Это и есть структурный сдвиг.
— Соглашусь с вами. Все то, что стоило делать и раньше, глядя на окружающую действительность, стали делать сейчас. Просто эти структурные сдвиги возникли в связи с тем, что по-другому стало невозможно вести бизнес. О необходимости этих структурных сдвигов «предупреждали большевики» и раньше, но всегда находились причины отложить инвестиции и изменения. Сейчас откладывать их уже невозможно.
Если говорить шире про структурные сдвиги — это торговля, переход в онлайн, достаточно бурное развитие цифровизации, переход на платформы. В разных размерах по разным секторам, но это общая тенденция. Плюс рост отраслей, на который раньше нельзя было надеяться. Фармацевтики, например. И, естественно, в этом году взлетело все, что мы добываем, в связи с конъюнктурой мировых рынков.
На что еще структурно стоит обратить внимание, так это на изменения на рынке труда. Предложение рабочей силы структурно изменилось очень сильно.
Что касается следующего года, то, скорее всего, рост продолжится. Конечно, в ряде секторов, в той же фармацевтике, он не будет таким взрывным. Но продолжится. Видимо, с темпом несколько меньшим, чем в этом году. Сработает отсутствие эффекта низкой базы.
— Если вы говорите о росте от низкой базы, значит, нет существенных инвестиций, которые делаются не на год и не за год и которые порождают новый продолжительный деловой цикл роста. Значит, мы просто остаемся в одной и той же структуре и можем рассчитывать только на снижающиеся темпы роста.
— На что структурно можно рассчитывать? Вслед за ростом экспортных отраслей, той же добычи полезных ископаемых, пойдут инвестиции в ту или иную степень их переработки. Их можно отнести к понятию «структурный сдвиг».
Внутренние доходы пока не догнали по темпам рост. Хотя я думаю, что зарплаты будут расти в следующем году, так как дисбаланс на рынке труда будет толкать их вверх. Соответственно, это с сильным замедлением будет толкать внутренний спрос, но, наверное, в следующем году к большому объему инвестиций в отрасли, которые рассчитаны на потребление, на внутренние рынки, это не приведет.
Конечно, можно ожидать бурного роста всего, что связано с цифровизацией, с развитием физической инфраструктуры. Будут расти инвестиции в транспортную инфраструктуру. Если понимать под структурным сдвигом прежде всего рост инвестиций в секторах, для которых это раньше не было характерно, думаю, мы увидим фармацевтику, увидим переработку природных ископаемых, логистику и транспорт. Наверное, в следующем году фундаментально что-то в химии изменится, то есть получит свое продолжение история с нефтехимией.
— Это будут новые проекты вокруг «Сибура»?
— Да. Потому что глубина нашей переработки все-таки недостаточна. Я думаю, что в газе мы увидим что-то еще. Либо анонс, либо развитие проектов по сжижению газа.
Но повторюсь: сильного ускорения роста — на процент-два-три в следующем году относительно инерции — это не даст.
— Мы только что делали рейтинг агропромышленных компаний. И по нему видно, что компании АПК осуществляют серьезные инвестиции в углубление своей цепочки. Это селекция, семена, корма и так далее. И сектор растет очень быстро. Рост выручки крупных компаний в 2020 году составил 16 процентов. И это на низком внутреннем спросе.
— Потому что он отчасти рассчитан не на внутренний спрос.
— Доля экспорта в выручке очень небольшая — пять-семь процентов.
— Этот рост связан с импортозамещением. Если мы перестаем ввозить хоть яйцо, хоть семена, хоть витаминные добавки и у нас не было завода, а теперь есть, то вот вам стопроцентный рост!
— С химией же то же самое. И с машиностроением. И с любой отраслью. И тем не менее вы считаете, что в следующем году рост будет поменьше.
— Немного поменьше.
Что происходит с национальными проектами
— Мы, к своему стыду, не очень понимаем, что с происходит с национальными проектами. В публичном пространстве о них очень мало информации, а ведь на них были возложены большие ожидания. Они должны были стать большими аккумуляторами крупных инвестиционных процессов. Происходит ли это?
— Во-первых, все-таки в структуре бюджета национальные проекты по объему занимают не доминирующую часть. Поэтому ожидать, что их реализация способна кардинальным образом изменить что бы то ни было, например, трату госденег, все-таки несправедливо. Что с ними происходит? Они: а) реализуются; б) финансовая дисциплина по ним явно налаживается. Возможности осмысленного хотя бы среднесрочного финансового планирования и управления стали лучше. И в смысле траты денег и ресурсов ситуация выглядит лучше, чем раньше. Да, тратится не сто процентов денег, но на десяток процентных пунктов больше, чем раньше.
Надо также добавить, что на развитии национальных проектов сказался указ президента, который продлил срок и установил цели на 2030 год. Поэтому нацпроекты стали не краткосрочным проектом, который должен прогреметь результатами, а превратились в некотором смысле в рутину. В обычную текущую деятельность, которая отличается от всего прочего только механизмом управления.
Появилась система мониторинга, и она в большей степени опирается не на отчетность тех, кто тратит деньги, а на внешние источники информации. Если у нас есть что-то случившееся, о нем должны быть какие-то записи в информационных системах. Оттуда мы и должны взять данные, а не просто получить отчет исполнителя, в котором написано, что всё потратили, молодцы.
Кроме того, справедливо сказать, что сама история с нацпроектами развивается. Летом утвержден последний из них — «Туризм и индустрия гостеприимства», пятнадцатый по счету. В общем, инструмент не заброшен.
— Я понимаю, что он не заброшен, но он воспринимался как инструмент, мощно стимулирующий инвестиции. Вот возьмем национальный проект по транспорту. Казалось, что сейчас у нас будет стратегический план развития дорожной сети, мы наконец увидим ВСМ Москва — Казань, какие-то проекты на Дальнем Востоке. Увидим замысел, и начнется его исполнение. Вы сейчас описали это несколько бюрократически, и люди не могут это почувствовать. Что, собственно, происходит? Что строится?
— Замысел увидели. Транспортную стратегию в итоге утвердили. Опорный дорожный каркас там есть. И новые дороги в лице той же Москва — Казань, а точнее Казань — Екатеринбург, тоже. Москву — Казань начали строить. Кроме того, есть решение о выделении средств на 12 проектов, из которых все еще не до конца приняты решения только по технологически сложным проектам типа ВСМ Москва — Санкт-Петербург и Северного широтного хода.