«Кредиторы очень часто стреляют себе в ногу»
Финансист Денис Соловьев — о новых рисках, которые могут проявиться по мере роста финансового рынка, о том, чем опасно развитие экономики на основе заемного, а не акционерного капитала, и о том, на чем на самом деле может базироваться развитие Москвы как финансового центра
Денис Соловьев прошел весь путь развития вместе с нашим финансовым рынком. Он участвовал в создании Национального клирингового центра, будучи в 2003–2008 годах заместителем директора Национального депозитарного центра (НДЦ) Московской биржи (тогда ММВБ); позже руководил инвестиционным блоком в Альфа-банке и как представитель банка участвовал в советах директоров НАУФОР и РТС как раз в тот период, когда происходило слияние двух бирж. Является участником рабочей группы по созданию в Москве международного финансового центра.
С тех пор объединенная биржа достигла серьезных успехов в технологичности, значительно повысились ее доходы, а снижение ставок и перевод брокерского бизнеса в онлайн обеспечили ей сильнейший в истории приток новых инвесторов (почти четыре миллиона уникальных клиентов на конец 2019 года). Однако остается ряд серьезных факторов, сдерживающих развитие российского фондового рынка, — прежде всего это отсутствие новых эмитентов, низкая ликвидность, большая зависимость от иностранных игроков и неясность перспектив в плане международного развития: концепция международного финансового центра, которым Москва должна была стать еще в 2012 году, явно нуждается в переосмыслении.
В разговоре с «Экспертом» Денис Вячеславович рассказал о неочевидных пока рисках, которые может принести развитие долгового рынка, и о том, чем мы можем эффективно заместить несбывшуюся мечту о своей глобальной роли на финансовых рынках.
— Глобальных центров в мире осталось всего два — Лондон и Нью-Йорк. Нет ли опасности, что в итоге две крупнейшие биржи США, NYSE и Nasdaq, сольются и финансовый центр останется один?
— Насколько мне известно, регуляторы очень осторожно смотрят на слияние бирж, особенно если речь идет о международном сотрудничестве. Они оценивают, насколько концентрация ликвидности полезна для их целей, для развития конкурентного рынка, справедливого ценообразования, принимают во внимание политические реалии. Я не вижу в текущих обстоятельствах политических и экономических предпосылок концентрации всего рынка капитала в едином международном финансовом центре. И дело здесь не в географии, развитие информационных технологий уже давно отменило барьеры, связанные с удаленностью. Дело в политических факторах, в интересах локальных групп. Посмотрите, у прибалтов был в свое время локальный банковский и финансовый рынок. Они вошли в ЕС, очень стремились туда. И что? Теперь у них нет локального финансового рынка. Их заставили следовать таким правилам, которые привели к концентрации бизнеса у крупнейших европейских финансовых структур. Регуляторная нагрузка, отсутствие собственной валюты, передача полномочий по регулированию банковской и финансовой сферы европейским структурам сделали банковский бизнес локальных финансовых групп нерентабельным. Ниша, которую занимали прибалтийские банки, связанные с трансграничными финансовыми операциями, практически перестала существовать вследствие ограничений, наложенных европейскими регуляторами.
Американский финансовый центр, те же Nasdaq, NYSE, — это американские биржи, а значит, американские правила, американская система защиты прав инвесторов, судебная и исполнительная система, обеспечивающие ответственность тех, кто берет деньги, перед теми, кто эти деньги дает. У нас своя финансовая система в России. Мы пока что сами можем определять вектор своего развития.
— Поэтому и Лондон отказался от того, чтобы продать LSE Гонконгу?
— Насколько можно понять из официального комментария LSE, акционеров не устроила структура сделки на 29 миллиардов фунтов стерлингов, в которой три четверти стоимости LSE оплачивались бы акциями HKEX. Далее было сказано, что основным партнером в регионе LSE видит Шанхайскую биржу. У каждой инфраструктуры, у каждой страны, в которую эта инфраструктура вписана, есть свои интересы. Может быть и так, что акционеры договариваются о сделке, а регуляторы ее запрещают. Так было в сделке между Deutsche Boerse и LSE. То есть выгодное акционерам с экономической точки зрения решение не реализовалось, вероятно, по политическим мотивам.
Центром чего является Москва
— Лидеры по открытию брокерских счетов сегодня — брокерские подразделения банков. Можно ли утверждать, что независимые брокеры потерпели поражение?
— Речь идет не просто о брокерах и банках, а о двух конкурировавших в недавнем прошлом концепциях рынка. Первая концепция — квазиамериканская, англосаксонская система. Она опиралась на РТС и небанковских брокеров. Федеральная комиссия по рынку ценных бумаг, которая в свое время была создана под копирку с Комиссии по ценным бумагам США, реализовывала эту концепцию и во многом, особенно на начальном этапе, копировала американскую систему регулирования. Вторая концепция — та, которую поддерживал Центральный банк и по которой развивались банки и Московская биржа, централизовавшая долговой рынок. Некоторое время РТС доминировала на рынке акций и долгое время — на рынке стандартизованных срочных контрактов. Однако в 1998 году проект фондового рынка Московской биржи, поддерживаемой крупнейшими банками и ЦБ, очень здорово выстрелил с поставкой против платежа, обеспеченной со стопроцентным преддепонированием. Бирже также удалось построить и удержать рыночную монополию на торги корпоративными облигациями. Я считаю, что Московская биржа благодаря этому победила идеологически — она забрала существенную долю рынка у РТС и была по факту поддержана российскими брокерами: БКС, «Открытием», «Финамом», «Атоном», «Ренессансом» и прочими активными участниками рынка, которые и тогда, и сейчас лидируют по оборотам на рынках Московской биржи.
Брокеры преследовали и получали экономическую выгоду как от торговли на бирже, так и от сделки по покупке ММВБ биржи РТС. Напомню, что сделка состоялась после покупки Сбербанком крупнейшего на тот момент российского брокера «Тройка Диалог». Это был переломный момент, когда председатель совета директоров РТС, управляющий директор «Тройки» Жак Дер Мегредичян объявил о покупке и о своей отставке с поста в РТС. Сделка поставила точку в споре о выборе концепции развития рынка. После этого была осуществлена реформа, в результате которой был упразднен независимый федеральный орган исполнительной власти по рынку ценных бумаг (Федеральная служба по финансовым рынкам. — «Эксперт»), его функции перешли к мегарегулятору — Центральному банку РФ. Фактически десять лет тому назад принципиально все решилось, и развитие рынка стали определять Банк России и Московская биржа со своими акционерами — крупнейшими российскими банками.
— С точки зрения наших позиций на мировом финансовом рынке предпочтение такой — банковской — модели развития было ошибкой или это просто иной путь?
— Во время встреч с акционерами РТС и с советом директоров НАУФОР для проведения сделки и последующего IPO президент ММВБ Рубен Аганбегян говорил: для того чтобы на международном рынке Московская биржа была более конкурентоспособной, чтобы мы могли предлагать услуги иностранным инвесторам и выходить на иностранные рынки, нас не должна сдерживать внутренняя конкуренция на российском рынке. Это утверждение вызывало вопросы. Сформулированная в стратегии биржи цель — даже не международный финансовый центр, когда вы формируете среду, комфортную для иностранных и международных участников рынка капитала, а международная конкуренция за иностранного инвестора. В том числе достигаемая приобретениями зарубежных активов. Такая стратегия должна иметь здоровую основу — взаимный экономический и политический интерес, основанный на интеграции российской экономики в мировую. Можно купить иностранную биржу, но это не улучшит конкурентных позиций внутри страны, не принесет пользу российской экономике без наличия здоровой основы — торговли, инвестиций, жизненно важных для экономики России потоков, которые эта объединенная структура будет обслуживать. Создание международной интеграции на чем-то должно быть основано. Не просто на амбициях захватить рынок биржевой торговли или получить какую-то долю участия в иностранной биржевой структуре.
У проекта международного финансового центра с участием Московской биржи, естественно, будущее есть в силу наличия международных связей, торговых связей. Эти связи можно, в частности, развивать и укреплять развитием биржевой инфраструктуры с участием российского и иностранного капитала, но не упуская из вида выгод для российской экономики, для российского рынка.
— И что это за будущее?
— Россия строит торговые отношения с Китаем, другими партнерами, то есть может в какой-то момент попытаться стать центром региональной торговли, например. Можно посмотреть просто на структуру нашего экспорта, импорта и понять, какие именно финансовые потоки мы можем обслуживать в нашем международном финансовом центре.
— Основные наши торговые партнеры — Германия, Китай, страны СНГ.
— В Азии любопытная история: там есть международный финансовый центр, и даже не один. Биржи есть в Сингапуре, Таиланде, Индонезии, Гонконге и Шанхае. Все это прагматично построенные локальные торговые и расчетные структуры без глобальных амбиций, но в силу размера и роста экономики своих регионов, интереса и, соответственно, присутствия там международных инвесторов, наличия правовой среды и исполнительной системы, выстроенной государствами и заслужившими доверие иностранных инвесторов, они в этом смысле являются международными. Они обслуживают эмитентов своего региона, но при этом решают понятные локальные задачи обеспечения притока и перераспределения капитала. Чтобы стать глобальным финансовым центром, таким как Нью-Йорк или Лондон, нужно иметь глобальную экономику, правовую, культурную и языковую среду, близкую и понятную инвесторам. Нужно иметь стабильную банковскую систему и валюту, регулирование, а также судебную и исполнительную систему, которым все более или менее доверяют.
Должна быть глубина рынка, которая, например, позволит эмитенту поднять несколько сотен миллиардов долларов, как в недавнем размещении Saudi Aramco. Рынок идет туда, где формируется максимальный платежеспособный спрос, где можно получить максимальную оценку своего бизнеса. Поэтому российские эмитенты стремятся привлекать капитал на иностранных биржах, где их выше оценивают.
При создании московского финансового центра мы пытались улучшить правовую среду для внутреннего и внешнего инвестора, для эмитентов. Но в какой-то момент, как мне показалось, лет пять назад, произошло осознание определенной нишевости российского финансового сегмента.
Сама Московская биржа в текущем состоянии ликвидности не может обеспечить необходимый объем и, соответственно, оценку. Даже небольшие российские компании часто размещают гораздо большие объемы, чем можно привлечь на Московской бирже.
— Наши компании сейчас нигде не размещаются…
— Почему? Разместился «Детский мир» относительно недавно. Да, есть определенные обстоятельства, скажем так. Есть дисконт, которого требуют инвесторы, к справедливой цене за специфический российский риск. И наши компании недооценены и будут таковыми оставаться, пока этот дисконт будет существовать. Из-за этого размещений у нас сейчас происходит крайне мало. Но жизнь-то продолжается, финансирование для компании можно предоставлять в виде долга. Поэтому у нас сейчас так растет рынок корпоративных облигаций — рынок короткого долга. Да, есть примеры, когда компания размещается и на десять лет, но это все равно довольно короткий и небольшой долг.
— Но облигационный рынок хотя бы развивается.
— Безусловно. И будет развиваться. Но нужно отметить, что у долгового финансирования есть свои особенности. В случае с облигациями коллективный кредитор налагает на эмитента определенные условия (ковенанты): при наступлении определенных обстоятельств держатели долга могут принести свои облигации, и эмитент обязан их погасить. Эти ковенантные истории очень опасны, они могут триггером сработать в определенных обстоятельствах у одной или нескольких компаний. И публичный корпоративный долг, довольно длинный и хороший по структуре, может внезапно стать онкольным (предъявленным к немедленному погашению. — «Эксперт») и привести к дефолтам. Есть еще кредиты банков, которые тоже содержат определенные условия, ограничивающие как предельный размер долга, так и, более широко, риски кредитора. Так что рынок долгового финансирования может развиваться до определенного предела, а при достижении этого предела могут происходить различные ситуации форсмажорного характера.
Должно быть определенное здоровое соотношение с точки зрения управления рисками между долговым и долевым капиталом. И если долго не давать компаниям растить акционерный капитал, то соотношение между долгом и акционерным капиталом, соответственно между рисками акционеров и рисками кредиторов, станет таким, что риски кредиторов начнут зашкаливать. Кредиторы придут к ситуации, когда они станут по факту акционерами, то есть будут нести те же риски, что и акционеры, но не будут иметь тех же прав. Уже сейчас можно привести примеры, когда крупные кредиторы принимают на себя риски ведения бизнеса в той или иной области, так как понимают, что при востребовании долга компания не расплатится и случится дефолт.
— Сколько нам еще до этого опасного соотношения?
— Мы в среднем еще пока в нормальной, здоровой зоне. Но есть некоторые заслуживающие внимания обстоятельства. На мой взгляд, тревогу вызывает недавно прозвучавшая инициатива Сбербанка. Сбербанк — кредитор, он должен защищать интересы своих вкладчиков максимально эффективным образом. В этом смысле, когда он требует золотую акцию при финансировании в определенном объеме компании, я могу его понять. Это эквивалентно покупке Сбербанком субординированного долга с элементами участия в управлении — чтобы представитель банка принимал участие в жизни компании, мог заблокировать золотой акцией какие-то решения, которые он считает опасными для Сбербанка (внимание!) как кредитора. Так вот, разница между долговым и долевым финансированием состоит в профиле рисков.
У инвестора — совладельца компании и у кредитора они принципиально разные. Инвестор думает о перспективах развития бизнеса, завоевании рынка, разработке продукта, отдаче на активы. Он готов ради будущих прибылей ждать и делиться доходами или вкладываться в развитие бизнеса. Кредитор оценивает способность компании обслуживать и вернуть долг. Сама компания как актив или рынок его, как правило, не интересует. Кроме случаев, когда возврат долга зависит от успехов компании на рынке. Но в этом случае кредитор становится отчасти акционером. Ну а в случае дефолта он им и остается, но работает на короткую перспективу, связанную с возвратом долга. То есть акционеры заранее готовы принять гораздо большие риски, чем когда бы то ни было будут готовы принять кредиторы. Кредиторы очень консервативны, и они очень часто стреляют себе в ногу. Вы не представляете, насколько часто кредиторы убивают компании, которые они кредитуют!
— Почему же, представляем…
— Если среднее соотношение долгового и акционерного капитала будет складываться таким образом, что долг будет увеличиваться, то есть финансирование развития компаний в основном будут обеспечивать кредиторы, компании будут все чаще и чаще загибаться, потому что у кредиторов короткий и ограниченный целями банка срок планирования в отношении компании. Их горизонт определяется сроком полученного и переданного в долг капитала, политикой Банка России в части резервирования, возможностью обеспечить долг залогами, динамикой процентных ставок, формальными условиями кредитования, наличием других кредиторов и их поведением в отношении компании-заемщика. В общем, множеством различных обстоятельств, не связанных с бизнесом компаниизаемщика. И если доля заемного капитала в финансах компаний будет слишком большой, это проявится. Один лишь заемный капитал обеспечить развитие бизнеса не может.
Когда экономика системно финансируется не за счет акционерного, а за счет долгового капитала, когда кредиторы не встречаются в совете директоров и не обсуждают планов развития компании, не воспринимают эти планы в принципе, то они принимают решения исходя из наиболее консервативных позиций. То есть стимулом развития экономики такая структура являться не может по своей природе.
— Когда мы смотрим на размеры нашего долгового рынка в масштабе всей экономики, он все еще маленький по сравнению с развитыми странами. Но наращивать его дальше безболезненно все равно нельзя, потому что одновременно мы должны были бы наращивать долевой рынок и развивать акционерный капитал?
— Да. Должно быть гармоничное развитие. Я шесть лет проработал в кредитном комитете Альфа-банка, а до этого учился в бизнес-школе. Там меня учили, что нормальное соотношение акционерного и заемного капитала — один к двум. То есть, на единицу акционерного капитала приходится две единицы заемного. В кредитном комитете меня научили, что и десять тоже нормально. То есть когда на одну единицу акционерного капитала приходится десять единиц долга.
Кризис 2009 года эту ситуацию немножко подправил, показав, что компании, развитие которых обеспечено долгом, да еще и коротким, подвержены существенному риску. Но если вы посмотрите кредитные портфели наших коммерческих банков, уверен, там один к четырем или один к трем — это в лучшем случае. Безусловно, Банк России следит за выполнением банками экономических нормативов и не позволит развиться системному кризису. Мы видим огромную работу, которую он провел в последние годы по расчистке банковского сегмента. Тем не менее, когда встает вопрос о развитии экономики и источнике долгосрочного финансирования, проблема дефицита инвестиций ощущается особенно остро.
Новые инвесторы без новых эмитентов
— Московская биржа прогнозирует тридцать IPO в перспективе нескольких ближайших лет. Понятно, что это оптимистический прогноз. Но что может сделать Московская биржа, чтобы увеличить число эмитентов? Ни она, ни государство не могут, скажем, декларативными методами развивать рынок акционерного капитала — нельзя приказать каждому третьему АО переквалифицироваться в публичное и разместить акции. Есть какие-то еще решения?
— В стратегии Московской биржи, которая недавно была представлена инвесторам и утверждена наблюдательным советом, проблема листинга заявлена, но никаких чудесных рецептов там нет. Московская биржа отлично понимает, что у нее сумасшедшая концентрация ликвидности в двух-трех эмитентах. Чтобы раскрутить нового эмитента и вывести его на уровень Сбербанка или «Газпрома», нужно сочетание факторов, далеко не все из которых находятся во власти биржи. Реализация плана приватизации, например, спрос инвесторов (отчасти), снижение рисков инвестирования, прозрачность стратегии компании, привлекательная цена. Решение о листинге, о публичности принимается акционерами компании, в нашем случае, если мы говорим о крупных российских эмитентах, — это государственные компании.
У нас должен быть долгосрочный внутренний инвестор. Таким инвестором мог бы быть Пенсионный фонд, таким инвестором может быть ФНБ.
Наши компании сейчас стоят перед выбором: выполнять ли требования иностранных юрисдикций, связанные с поддержанием листинга в условиях определенного политического противостояния, — и во многих случаях приходят к отрицательному ответу. Объем бумаг российских эмитентов в обращении на иностранных рынках серьезно сократился. Думаю, это долгосрочный тренд.
Но на внутреннем рынке нет долгосрочного внутреннего инвестора.
— А те люди, которые приходят с ИИС и брокерскими счетами?
— Что там за объемы в плане инвестиций? Вам для развития экономики и любого крупного предприятия нужны десятки миллиардов долларов. Внутренние источники эту потребность удовлетворить не в состоянии, то есть обеспечивать правильную структуру капитала российских компаний за счет увеличения объемов финансирования через акции, используя только средства внутренних инвесторов, — это вообще задача нетривиальная. Нужны российские, иностранные, но прежде всего частные инвестиции.
— На международных инвесторов мы можем рассчитывать? Китайских, например?
— Китайцы — очень консервативные инвесторы, и я не вижу, чтобы на краткосрочном горизонте они сюда пришли и начали что-то сюда инвестировать. Во-первых, у них сумасшедшие доходности, с которыми наш рынок конкурировать просто не может, даже несмотря на то, что мы сделали достаточно много, обеспечив дивидендную политику по госкомпаниям (например, средняя ставка доходности у них по долларовым облигациям в районе десяти-одиннадцати процентов). Во-вторых, у них все еще огромные темпы роста. Если китайцы и придут, то не в краткосрочной перспективе.
— Возможно, нам лучше кооперироваться с европейскими площадками?
— Европа сейчас наш самый большой торговый партнер, но для продажи им наших ресурсов биржевая финансовая инфраструктура, в принципе, не нужна. Мы уже пытались. Мы смотрели на Украину, мы смотрели на Польшу. Завидовали Германии, продолжаем завидовать Нью-Йорку. Но нам нужно не оглядываться на глобальные финансовые центры, а определить свою нишу и свои интересы. Международный финансовый центр — это только надстройка над базисом, суть которого в экономических и политических отношениях торговых партнеров.
В «Основных направлениях развития финансового рынка Российcкой Федерации на 2019–2021 годы» Центральным банком задана система координат. Что мы будем делать до 2021 года? Формировать доверительную среду, развивать конкуренцию на финансовом рынке через маркетплейс, поддерживать финансовую стабильность и обеспечивать доступность финансовых услуг. Этот документ перекликается со стратегией Московской биржи, в которой особо обозначен приоритет в развитии, основанном на информационных технологиях. Далее все то же самое, что в «Основных направлениях…»: культура доверия и ответственности, финансовые платформы и провайдер доступа на рынок. Думаю, это неплохая стратегия для частной компании, нацеленной в основном на получение прибыли.
Товары как база
— Но такие крупнейшие глобальные центры, как Лондон и Нью-Йорк, разве не действуют для всех капиталов как сильный магнит? То есть чем больше биржа, тем больше на нее поступает денег?
— Безусловно, концентрация ликвидности в сегменте фондовых активов и бирж увеличивается, но вот, например, товарные биржи такой концентрации подвержены в меньшей степени. Они торгуют не только расчетными инструментами, но и поставочными, а здесь тон задают покупатели и продавцы товара, привязывая торговлю к базису поставки.
— Грубо говоря, наш спасительный путь — выстраивать финансовую инфраструктуру на базе товарного обмена?
— Да, потому что на рынке капиталов мы имеем определенные сложности и еще какое-то время, видимо, будем их иметь, пока мир перестраивается под новые реалии.
— Возможно ли выстроить такую инфраструктуру с тем же Китаем? И насколько реальны расчеты с ним в юанях, тем более в рублях?
— В Китае есть внутренний рынок, который рассчитывается внутренним китайским юанем, есть внешний китайский юань, но китайские импортеры и экспортеры рассчитываются со своими контрагентами в основном долларами. В этом смысле у нас проблема, потому что мы под санкциями и испытываем сложности с расчетами такого рода. А китайские банки очень внимательно следят за выполнением санкционных условий. Поэтому нам региональная инфраструктура, в том числе расчетная, необходима, в частности, для того чтобы уйти от расчетов в долларах с Китаем. Развитие торговли, эффективность наших компаний зависят от надежности расчетов. И если мы получаем платежи в долларах, то мы подвергаем риску и себя, и китайских партнеров. Это большая задача — обеспечить независимость от доллара и создать инфраструктуру не только логистическую, но и расчетную, связав логистику, таможню, расчеты и кредит в единую технологическую цепочку.
Правда, у юаня есть определенная специфика при расчетах, как и у рубля. Это довольно волатильные валюты, и с ними надо уметь работать. Но эти расчеты можно централизовать на уровне клиринговой организации — банка, который будет обеспечивать комфортный режим расчетов и связывать воедино всех участников инфраструктуры и торговых партнеров. И в этом смысле я вижу перспективу создания такой расчетной структуры.
— Товарный сектор есть на Мосбирже, также существует товарная СПбМТСБ.
— Прежде всего нужна доверительная инфраструктура. Прошлогодний сюжет на Московской бирже с непоставкой по расчетным фьючерсам был основан на дефолте зернохранилищ и элеваторов. Там была выявлена крупная недостача зерна, выступающего обеспечением по сделкам на товарном рынке биржи. И сейчас Московская биржа пытается заново выстроить рынок. Для российской торговли с Китаем также нужно создать инфраструктуру, потому что сейчас она не выглядит удовлетворительной: нет эффективности, много рисков, много серых схем, очень трудно финансировать, а значит, ограничен кредит и все риски заложены в цену. То есть мы могли бы продавать наш товар дороже, в большем объеме и с большей отдачей при наличии отлаженной системы торговли и взаиморасчетов.
— То есть нужны физические пункты хранения и логистики?
— Когда мы говорим о товарных биржах, об организации товарных расчетов, мы всегда говорим о логистической инфраструктуре. Нужно обеспечить комфортные для участников торговли условия поставки, правильное ценообразование с учетом логистики, а это сложная задача. Сейчас, например, на Дальнем Востоке у нас пять пограничных транспортных коридоров. С той и другой сторон растет инфраструктура по мере роста товарооборота. Этой инфраструктуре нужно развитие, поддержка.
На товарном биржевом рынке у нас очень много перспектив, и однозначно это еще и путь к повышению эффективности экономики, потому что все мелкие посредники в любом товарном сегменте, какой ни возьми, забирают существенную часть эффективности. Вот сейчас китайцы покупают очень много сельскохозяйственных товаров низкого уровня переработки. Это и морепродукты, и сельскохозяйственные культуры типа рапса, сои. Это огромнейший рынок, и нужно его выстраивать. Так нужно инфраструктуру создать под этот товарообмен!
— Нужны товарные фьючерсы?
— Да, нужны — и поставочные, и расчетные. Базисы поставки нужно отрабатывать, заключать соглашения с хранилищами, производителями, логистическими компаниями, чтобы у них был фиксированный тариф и мы его могли заложить в цену. Нужно договариваться с пограничными таможенными пунктами, чтобы обеспечивать условия поставки и дать возможность нашим банкам финансировать расчеты.
— А что нужно, чтобы шли расчеты рубль—юань напрямую, а не через доллар?
— Есть множество моментов, которые нужно решать системно. Необходим ликвидный рынок соответствующих валют. А для этого нужна внятная поддержка со стороны и Центрального банка, и китайских банков. И очень важно, чтобы был нормальный расчетный банк, который мог бы взаимодействовать с покупателями нашего сырья. Сейчас у нас много проблем с задержками платежей, связанными с санкциями и проверками санкционного режима платежей, с аккредитивами, которые не всегда хотят принимать китайские партнеры, а также с хеджированием рисков: ведь юань недавно существенно девальвировался и, несмотря на заверения политиков, риск повторения ситуации остается.
Фото: Олег Сердечников
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl