Бить или не бить: нужен ли в России новый закон о самообороне
Ежегодно в России возбуждаются десятки уголовных дел против тех, кто так защищался от нападения, что пострадал нападавший. И только единицам удается избежать наказания
Российские правоохранители ежегодно возбуждают десятки уголовных дел по факту превышения допустимых пределов самозащиты. В подавляющем большинстве случаев такие истории заканчиваются приговором для подсудимого. Например, по оценкам правозащитников, доля женщин, осужденных за убийство насильников, составляет порядка 80%.
О том, что в России есть проблемы в правоприменительной практике в этой сфере, говорят давно. В декабре прошлого года президент Владимир Путин в ходе заседания Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) поручил Верховному суду проанализировать судебную практику и при необходимости усовершенствовать нормы по самообороне, но так, чтобы «средства защиты соответствовали средствам нападения».
А вслед за этим депутаты от партии ЛДПР предложили законодательно расширить границы любой допустимой самообороны. И в случае угрозы жизни, и при незаконном проникновении злоумышленника в жилище. В частности, законодатели предлагают внедрить в российскую систему доктрину «Мой дом — моя крепость».
«Мы считаем, эта формула должна быть закреплена в уголовном праве. Недопустимо, чтобы человек, который оборонялся от злоумышленника, применяя оружие или иные средства, чтобы защитить свою семью, вдруг сам оказывался на скамье подсудимых», — сказал журналистам руководитель комитета Госдумы по труду, соцполитике и делам ветеранов Ярослав Нилов.
В пояснительной записке к законопроекту подчеркивается, что «неприкосновенность жилища является важнейшим конституционным правом человека». Ведь преступники проникают в чужой дом или квартиру не только с целью наживы, но и чтобы убить, изнасиловать или похитить человека. Поэтому депутаты предлагают исключить из УК норму об ответственности за превышение пределов необходимой обороны. Сейчас текст документа рассматривают в кабинете министров и в Верховном суде.
Тем не менее, как считают опрошенные нами эксперты, подобная инициатива, несмотря на важность права на самооборону, которое плохо описано существующим законодательством, едва ли приведет к серьезным изменениям. И дело не только в самой российской судебной системе с ее обвинительным уклоном и низким качеством экспертизы. Сам дух доктрины «Мой дом — моя крепость» плохо коррелирует с российскими правыми традициями.
Вооруженные «подданные протестантского вероисповедания»
Действительно, российские парламентарии в качестве образцового законодательства в сфере самообороны выбрали юридические принципы англосаксонской правовой культуры.
Исторически феодальные порядки в Англии несколько отличались от социальных устоев Западной и Восточной Европы. Здесь довольно рано отменили крепостное право. А в Средние века английские короли даже поощряли ношение оружия простолюдинами, в то время как на континенте такими привилегиями обладали лишь дворяне.
Таким образом, английские крестьяне, в отличие от российских и европейских, рано осознали свою самостоятельность и могли защищать свои права и свободы, в том числе вооруженным способом. Этот принцип впоследствии отразился в английском законодательстве.
Так, в 1689 году парламент принял знаменитый Билль о правах, в котором также говорилось, что «подданные протестантского вероисповедания могут иметь оружие для самозащиты, соответствующее их положению». Одновременно на Британских островах восторжествовал принцип «Мой дом — моя крепость».
Чуть позже английские институты перекочевали на американскую землю и нашли свое выражение в конституции США и иных нормативных документах. Согласно англосаксонской традиции, право на самооборону изначально было неразрывно связано с правом владеть оружием. По сей день в правоприменительной практике США необходимая оборона — одна из наиболее распространенных форм защиты прав и свобод личности.