Джулиан Барнс: «Элизабет Финч». Отрывок из философского романа классика английской литературы
Четырнадцатый по счету роман британского писателя впервые публикуется на русском языке. Главная героиня книги, харизматичная Элизабет Финч, читает курс «Культура и цивилизация» студентам-вечерникам, среди которых — рассказчик по имени Нил. Десятилетия спустя он разбирает ее записные книжки, пытаясь найти ключ к загадочной преподавательнице. «Сноб» публикует отрывок из романа, выходящего в начале июля в издательстве «Иностранка».
Чему она, вне сомнения, нас научила, так это тому, что осмысление истории требует времени и усилий; более того, история не будет ждать неподвижно и безучастно, когда мы решим навести на нее подзорную трубу или телескоп; напротив, история — она живая, кипучая, порой даже неудержимая. Полагаю, «формирующие годы» Э. Ф. пришлись на пятидесятые, однако она не служила их воплощением, как не воплощала собой эпоху Просвещения или четвертый век нашей эры. Подобно античной богине — да, я отдаю себе отчет в своих словах, — она будто оставалась в стороне от хода времени, а быть может, и возвышалась над ним.
— Мне хотелось бы предположить, что поражение может открыть нам больше, чем успех, а тот, кто не умеет проигрывать, — больше, чем принимающий поражение достойно. Более того, отступники всегда вызывают у нас больший интерес, чем правоверные и священномученики. Отступники — проводники сомнения, а сомнение — в первую очередь пылкое сомнение — это признак деятельного ума. Ранее я упоминала Юлиана Отступника. Принимая во внимание нашу сущность, нам целесообразно избрать отправным пунктом поэта Суинберна. Алджернон Чарльз Суинберн сам был отступником, восставшим против викторианских ценностей. Однако следует заметить, что он отличался некоторой аффектацией, если не сказать — истеричностью. Хрестоматийный пример ученика частной школы, познавшего на себе в прямом и переносном смыслах жестокость — а для кого-то, возможно, радость — телесных наказаний. Он шел по традиционному британскому пути разложения, и вырвал его из этой трясины поэт второго ряда Теодор Уоттс-Дантон, который поселил парня у себя в полуособняке под названием «Пайнс», что в Патни-Хилл, район Патни. Судьба, согласитесь, — известная насмешница, верно? Конечно, мотив грешника, вставшего на путь истинный, широко использовался в Викторианскую эпоху, но от этого не становился более притягательным. Впрочем, я немного уклонилась от темы.
Суинберн включил в свой «Гимн Прозерпине» следующие достопамятные строки: