Бои за историю: как статья Путина повлияет на российско-украинские отношения
Когда Владимир Путин публикует очередную статью на историческую тему, возникает соблазн связать ее только с современными планами российского президента. При всем эмоциональном неприятии украинской независимости, которое читается в статье российского президента, в ней нет призыва к возвращению в СССР — это скорее признание существующих реалий, считает первый вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин.
В посвященном отношениям России и Украины тексте и прямо говорится о нынешних донбасских реалиях, и даются крайне резкие оценки украинской элите. В публичном пространстве заговорили чуть ли не о военных действиях, которые могут начаться, если украинские власти не воспримут путинские аргументы. Но все несколько сложнее.
Один народ — два государства
Разумеется, статья Путина тесно связана с политическими планами. Представляется, что педалирование темы чужих территорий, по его мнению, неправедно доставшихся Украине, служит мотивировкой для фактического российского протектората над ДНР-ЛНР. Но не для новых приобретений: проект «Новороссия» закрыт в 2014 году, планы «округления» донбасских земель — чуть позже, когда войска остановились под Мариуполем. Сейчас всерьез возобновлять эти планы значительно тяжелее: «крымский эффект» в общественном мнении ушел, люди не хотят конфронтации и сосредоточены на внутренних проблемах — от роста цен до вакцинации. Семь лет назад внешняя политика была в центре внимания — сейчас зарубежные сюжеты вызывают все больше раздражения.
Признавать ДНР-ЛНР и тем более включать их в состав России также не получается — такие шаги взорвут отношения с Западом, которые Москва сейчас стремится выстроить хотя бы на уровне определения правил игры и проведения красных линий. К тому же такие решения нельзя будет пересмотреть при необходимости, что лишит российскую власть возможностей для маневра.
Главная мысль статьи — о том, что русские и украинцы один народ, — проводится в ней настолько настойчиво, что можно было бы ждать завершающего призыва к скорейшему повторению Переяславской рады. Но вместо этого следует предложение стать добрыми соседями, как современным Германии и Австрии. Понятно, что украинская сторона не воспримет эти слова всерьез, да и условия добрососедства (максимальное сближение с Россией) ее совершенно не устраивают. Но это своего рода сигнал понимания существующих реалий при всем их эмоциональном неприятии, восходящем к представлению об украинской независимости в советском обществе.
Для жившего в РСФСР советского человека, даже критически настроенного в отношении власти и соглашавшегося, что республики Прибалтики могут сами выбирать свою судьбу, потеря Киева, Харькова, Одессы была травмирующим фактором, хотя и компенсированным надеждой на временный характер этого явления и скорый интеграционный процесс. Поэтому «развод» в декабре 1991-го был воспринят населением спокойно — мало кто полагал, что это всерьез. Приводилась масса аргументов — исторических, экономических, культурных, — что Украина никуда не денется, надо только не спешить, не рушить технологические цепочки и сохранять пресловутый газовый рычаг. Все это привело к парадоксальному явлению, когда со временем боль от ухода стала усиливаться, причем это относится к представителям как красной, так и белой субкультур. Так что, как представляется, речь идет не только о реакции на конкретные политические события, но и о более масштабных процессах.