"Жизнь была бы пустой, если бы я не попал в Художественный театр": каким был Евгений Вахтангов
29 мая 1922 года не стало Евгения Вахтангова — реформатора, гениального режиссера, поставившего спектакли, которые пережили его самого (одну «Принцессу Турандот» играли до 2006 года) и аскета (об этом — ниже). По просьбе «Правил Жизни» историк Александр Радаев окунулся в биографию режиссера и рассказывает, что он успел сделать за стремительную жизнь.
В Москву из Владикавказа отпрыск семьи табачного фабриканта Вахтангов приехал поступать на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, откуда он вскоре перевелся на юридический, но так и не окончил его. В университетские годы состоялся его режиссерский дебют со студенческим спектаклем «Педагоги» по пьесе Отто Эрнста. Параллельно с университетской учебой двадцатилетний Вахтангов играл в самодеятельности, как и дома, и в 1906 году впервые возглавил самодеятельный кружок студентов.
О приверженности Вахтангова к театру часто рассказывают эпизод, как в день своей свадьбы он с женой исповедовался, побывал на чеховской «Чайке», и только после поехал венчаться.
Решение связать жизнь с театром окончательно Вахтангов принял на шестой год московской жизни, когда отправился поступать в трехгодичную школу драматического искусства артиста Художественного театра Александра Ивановича Адашева, в которой преподавали именитые артисты Качалов, Леонидов, Москвин, Лужский, Александров и Мчеделов.
[На экзамене в сентябре 1909 года] «Он очень не понравился нам всем своим развязным поведением. Но все же, он, как нам показалось, произвел впечатление на комиссию. Они сравнительно долго обсуждали его кандидатуру, и, наконец, Александр Иванович сказал нам, чтобы мы его вызвали в комиссию. Мы поняли, что он принят. Когда мы вызывали его, то какая-то экзаменующаяся девушка 163 сказала: «Он убежал по черной лестнице». Мы ринулись за ним и увидали его на нижней площадке прижавшегося лицом к стене. Он плакал. Жанна, со свойственной ей решимостью, повернула его к себе лицом, велела вытереть слезы и идти к Александру Ивановичу. Он упирался, говорил, что провалился и т. п., но мы его взяли под руки и подтолкнули в зал. Качалов, со свойственной ему обворожительной улыбкой, успокоил его, сказав, что все будет хорошо и не надо так волноваться. Александр Иванович объявил ему, что он принят и чтобы назавтра он приходил к 9 часам утра на занятия. Женя прошептал «Спасибо» и сияющий ушел уже через главный вход. Когда мы его ближе узнали, мы поняли, что у него очень сложный характер. Он весь в контрастах и неожиданностях» (из воспоминаний актрисы Лидии Дейкун).
Все-таки поступил.
Судя по написанному Вахтанговым в ноябре 1909 года прошению ректору Императорского Московского университета, отношения Евгения Багратионовича с семьей к этому времени были расстроены и денег было мало — его даже отчислили за неуплату взноса 25 рублей за обучение, и на VIII семестре юрфака он просил о благотворительной помощи. Его отчислят в 1911 году за очередное невнесение платы в пользу университета. Когда Вахтангов окунется в театральную жизнь, постепенно общаться с отцом вовсе перестанет: строгий родитель не понимал и не принимал образа жизни сына и не был готов смириться с его выбором.
В театральную школу Вахтангова приняли сразу на второй курс, причем он очень скоро сблизился со старшими товарищами и раскрылся как музыкант, пародист и антерпренер, организовав «Кабаре» и активно участвуя во всех студенческих начинаниях.
«Занятый так, как я не был занят всю свою жизнь, я не мог уделить и тех коротких минут, которых требуют письма к друзьям… Большая часть идет на школу. Потом репетиции, репетиции без конца. 5 отрывков. Спектакль для поездок. Репертуар на лето. Спектакли случайные. Кабаре. Организуемый кружком молодых сил «Интимный театр». Спектакли на Рождество. Экзамены в школе. Экзамены в университете. Отчеты земляческие. Выборы. Работа на земляческих собраниях два раза в неделю», — напишет Вахтангов в самом начале учебы.
С самого поступления и преподаватели, и сокурсники запомнили Женю как невероятно трудолюбивого, талантливого и деятельного. О каждом его появлении на сцене свидетели отзывались как о незабываемом и невероятном.
В ноябре 1910 года в Московском художественном состоялась беспрецедентная мировая премьера «Синей птицы» Метерлинка. Успех постановки снискал предложение скопировать ее на парижской сцене, сорежиссером поехал Леопольд Сулержицкий, любимый преподаватель Вахтангова. А сам Вахтангов, еще третьекурсник, поехал в Париж помощником режиссера и между прочим записал: «Интересного мало. Поучительно одно: так играть, как играют французы, нельзя. Техника. И плохая».
Подарив Вахтангову свой портрет, Сулержицкий написал на нем: «Так Вы мне милы и симпатичны, дорогой Женичка Вахтангов, талантливейший из моих учеников, что не могу и не хочу придумывать никакой надписи. Помните, что Вас люблю».
Будущей весной Евгений Вахтангов окончил школу и стал сотрудником Московского Художественного театра.
Об устройстве в труппу в записных книжках Вахтангова есть запись его разговора с Владимиром Немировичем-Данченко:
— Ну-с, что же вы хотите получить у нас и дать нам?
— Получить все, что смогу, дать — об этом никогда не думал.
— Чего же вам, собственно, хочется?
— Научиться работе режиссера.
— Значит, только по режиссерской части?
— Нет, я буду делать все, что дадите.
— Давно вы интересуетесь театром?
— Всегда. Сознательно стал работать восемь лет тому назад.
— Восемь лет? Что же вы делали?
— У меня есть маленький опыт: я играл, режиссировал в кружках, оканчиваю школу, преподаю в одной школе, занимался много с Л. А. Сулержицким, был с ним в Париже.
— В самом деле? Что же вы там делали?
— Немножко помогал Леопольду Антоновичу.
— Все это хорошо, только дорого вы просите.
— ?
— У меня Болеславский получает 50 руб. Я могу предложить вам 40 руб.
— 40 руб. меня удовлетворят вполне.
Через год после поступления в труппу МХТ Вахтангов по личной просьбе Станиславского станет заниматься с молодыми актерами как преподаватель. Занятия по системе Станиславского шли полуподпольно и были экспериментальными, по самопровозглашенному названию именовавшиеся «Собранием верующих в религию Станиславского»: их бы не одобрили мхатовское старики, а Константину Сергеевичу хотелось перемен и апробации своего труда. Станиславский сказал Вахтангову: «Работайте. Если вам скажут что-нибудь, я скажу им: прощайте. Мне нужно, чтобы был образован новый театр. Давайте действовать потихоньку. Не произносите моего имени».