Актер и гражданин
Как Жан Габен воплотил дух Франции
Жану Габену, величайшему французскому актеру, кавалеру ордена Почетного легиона, снявшемуся почти в ста фильмах, 17 мая исполнилось бы 120 лет. О нем говорили: «Когда видишь Габена, видишь Францию».
Однажды интервьюер на телевидении обратился к Габену на вы. Тот, уже стареющий, язвительный, возмутился: «Почему ты мне выкаешь? Мы знакомы 35 лет».— «Но на телевидении такие правила».— «Мы нарушим правила».
Жан Габен всегда следовал правилам — но лишь тем, которые устанавливал сам. Он, безусловно, больше чем актер и больше чем кинолегенда. Он — классический француз: бунтарь и трагический романтик в 1930-е, солдат в 1940-е, буржуа в 1950-е и 1960-е. В 1970-е Габен — человек, который уже не может изменить мир. Критики говорили, что не существует такого фильма с Габеном, где его роль не отражала бы французское общество. И не существует француза, который не видел бы себя в какой-то из ролей Габена.
Жан Алексис Монкорже родился 17 мая 1904 года в Париже, в артистической семье. Лицедейство презирал, школу ненавидел и сбежал из нее в 14 лет, работал на железной дороге и сталелитейном заводе, чем-то торговал, мечтал стать машинистом. Ругался с отцом — Фердинанд Монкорже выступал в кабаре под псевдонимом Габен и надеялся, что сын пойдет по его стопам.
Уговорил. Став шансонье и опереточным актером, Жан взял сценическую фамилию отца, но признавался: «Мало кто из артистов так неохотно начинал карьеру, как я». На кинопробах он показался себе отвратительным. «Такая ужасная морда».
Но кинематографу эта «ужасная морда» подошла. Жан Ренуар был уверен, что Габен «рожден для кино». Это видно даже в самых ранних фильмах Габена — в оперетте «Каждому может повезти», где его сложно узнать, потому что он постоянно улыбается, или в фантастическом «Туннеле», где герой Габена патетически руководит созданием туннеля под Атлантическим океаном.
После первых двух или трех фильмов актер осознал, что театральность, экзальтированность на экране не работают: «Я заметил, что чем меньше меняется мое лицо, тем "правдивее" я выгляжу». Эта манера игры стала идеальной для поэтического реализма 1930-х годов. Во французском кино это течение ассоциируется именно с Габеном и с режиссерами, снявшими его в своих лучших фильмах: Жюльеном Дювивье («Батальон Иностранного легиона», «Пепе ле Моко»), Марселем Карне («Человек-зверь», «Набережная туманов», «День начинается»), Жаном Ренуаром («На дне», «Великая иллюзия»).
Габен чаще всего воплощал на экране образ «простого человека», прямого и честного, полностью отдающего себя — чему? Любви? Нет. Работе? Нет.
Судьбе.
Его герои — одиночки, сильные люди, понимающие, что мир неисправим. Можно стать убийцей, как герой фильма «День начинается», можно отказаться убивать, как дезертир из «Набережной туманов», можно стремиться вырваться из плена, как простоватый механик в «Великой иллюзии», можно смотреть сначала на бриллианты, а потом уж на женщину, которая их носит, как король бандитов в «Пепе ле Моко». Но во всех этих ролях сквозит обреченность.
Катастрофа уже произошла и продолжает происходить. Женщины в этих фильмах — всего лишь мелкие детали гигантского неповоротливого механизма, механизма катастрофы. Они подталкивают героев Габена к трагедии, к последней детской гримасе. У Вернея в мрачной поэтике «Незначительных людей», медленной драмы о том, каково это — устать от собственной жизни,— Габен-дальнобойщик кажется более убедительным, чем Габен-соблазнитель. Да он, собственно, никого и не соблазняет, слишком устал. В «Человеке-звере», вольной экранизации Эмиля Золя, отношения между мужчиной и женщиной изломаны и страшны, герой Габена безумен, и единственное, что может его остановить,— оглушающий крик поезда. Кстати, Габен всегда гордился почетным дипломом машиниста локомотива, который генеральный секретарь Федерации железнодорожников вручил ему за роль в этом фильме.