«Мама всегда выбирала благо пациента, а не букву закона»: из книги Нюты Федермессер
В издательстве «Азбука-Аттикус» выходит книга «Камера хранения» Нюты Федермессер — учредительницы благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера». Это сборник небольших рассказов, заметок на полях, выдержек из дневника, воспоминаний — о любви и печали, о боли, о доброте и радости, об усталости и счастье. Forbes Woman публикует отрывок
Единственные правила, единственный закон
Мама моя росла в католической Литве, а папа жил в абсолютно атеистической еврейской семье. Бабушка, донская казачка, была человеком верующим, которого советская власть приучила не говорить и не демонстрировать лишнего. Нас с сестрой крестили совсем маленькими, месяц от роду. Мою старшую сестру Машку в чудном храме в Вильнюсе. А меня дома, в Москве.
Навязывания какой бы то ни было идеологии (кроме пропаганды гуманитарных ценностей и человеческой порядочности) дома не было. Была фантастическая терпимость и уважение ко всему, что вызывало интерес у меня и у сестры. Когда я сказала родителям, что хочу ходить в воскресную школу, они отнеслись к этому с уважением, но безо всякого энтузиазма. Иди, если хочешь. Но в обычной школе не распространяйся. Тогда воскресная школа была еще полуподпольной, занятия проходили на съемной квартире.
Самая занудная мамина мантра, вызывавшая у нас с сестрой протест и раздражение, была: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Почему-то в детстве казалось, что жить в соответствии с этим правилом — жуткая тоска, а мама произносит эти слова только в ответ на наши проступки, в качестве морали и разъяснения последующих санкций.
И все же я считаю, что и папа мой, и мама, и мамина мама бабушка Муся — истинные христиане. Как написано в моем любимом романе про Даниэля Штайна, «христиане-добровольцы», то есть не религиозные (а папа и вовсе лет до восьмидесяти называл себя атеистом), но верующие и живущие в соответствии с заповедями. Я помню такой эпизод: году примерно в 1987-м мы смотрели с родителями фильм Дзефирелли «Иисус из Назарета», и родители снова и снова пересматривали часть с Нагорной проповедью, разъясняли нам текст и повторяли, что это и есть единственные правила, единственный закон, которому нужно следовать в жизни.
Годам к двадцати пяти, а то и к тридцати, не раньше, мамино нравоучение о том, что поступать с другими надо так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой, обрело для меня не воспитательный, а созидательный смысл. Я помню, как стала перебирать в голове развилки, когда родители принимали трудное решение вместо приятного, потому что такого отношения хотели бы и к себе, и к своим детям. Я помню, как мама рассказывала, что бабушка отправляла ее кормить пленных немцев горячим супом, потому что пленный — это тоже человек. Я знаю, что мама ушла из акушерства вслед за папой, чтобы быть рядом с мужем (папу выгнали из Института акушерства и из анестезиологии как науки из-за бесчестности академика Персиянинова). Я знаю, что папа поддержал своих друзей, когда проще и безопаснее было бы промолчать. Я помню, как мама плакала дома, рассказывая, что некоторые знакомые побоялись помочь Зое Световой, родителей которой арестовали, и Зоя осталась одна, на сносях… Мама говорила: как это? Как? Ведь на месте Зойки могут оказаться их дети…