История с Бородой
Раввин Синагоги в Жуковке Александр Борода отправил еврейский музей на многомиллионную реконструкцию, готовится порадовать Москву Рембрандтом и впервые комментирует свой внезапный развод.
Трое в комнате: я, раввин Александр Моисеевич Борода и святой дух Романа Аркадьевича Абрамовича. Как Александр Моисеевич, президент Федерации еврейских общин России, главный раввин еврейского религиозно-культурного центра «Жуковка», член Общественной палаты, гендиректор Еврейского музея и центра толерантности, убеждает форбсов-коллекционеров давать работы на выставки? «Мы не убеждаем. Предлагаем — они соглашаются, потому что любят наш музей. Роман Аркадьевич всегда давал». Кто спонсирует реконструкцию Еврейского музея? Роман Аркадьевич. Перевел все четыреста миллионов рублей.
Проект реконструкции Бахметьевского гаража разработало бюро «Меганом» Юрия Григоряна, создателя «Барвиха Luxury Village» и универмага «Цветной». Если все пойдет по проекту, Еврейский музей имеет шансы превратиться в конкурента Пушкинскому и Третьяковке. В Марьиной Роще появится галерея с климат-контролем, чтобы можно было выставлять живопись мирового уровня. Расширятся лекционные пространства, будет телескопическая трибуна, которая сможет превращать царь-гараж Мельникова–Шухова в удобное двухуровневое пространство. Найдется, наконец, на этих необъятных просторах место для кинопоказов. Многострадальная библиотека Шнеерсона обретет, может, и не вечный, но покой в специально спроектированных по современным стандартам помещениях. «Всю вентиляцию, все эти машины, которые съедали метров пятьсот стратегической площади, уберут под землю, — воодушевленно рассказывает Александр Моисеевич. — Каждый раз, когда мы делали большие проекты, нам очень тяжело это давалось, требовало больших строительных усилий. Работам дорогих художников нужны особые условия. А у нас проходили выставки, страховая стоимость которых доходила до миллиарда долларов. Надо было постоянно вкладывать деньги в перестройку, закрывать постоянную экспозицию. Теперь будем открыты всегда».
Реконструкцию начали весной, закончить собираются в октябре, если где-нибудь не решит стать ньюсмейкером очередная летучая мышь, Роман Аркадьевич не утратит интереса к искусству или Провидение не явит себя еще каким-нибудь ветхозаветным способом. Перестройка, впрочем, не помешала подготовиться к выставке «Маленькое» искусство». Ее откроют примерно тогда же, когда вы будете держать в руках этот номер, — 27 мая. До самого сентября можно будет увидеть невиданных Левитана, Поленова, Серова, Серебрякову, Врубеля из частных и государственных собраний. Почти полторы сотни работ, которые обычно продолжают отбывать пожизненный срок в запасниках после того, как кураторы отберут на свои выставки-блокбастеры их более удачливых сокамерниц. Увидеть свет божий этому маленькому искусству чаще всего мешает не качество исполнения, а именно размер. У отечественного зрителя в крови — позволять русским классикам смотреть на себя сверху вниз. Он выстраивается ради этого в очереди и даже, случается, в приступе стокгольмского синдрома ломает ворота.
Однако для Еврейского музея и центра толерантности размер не имеет значения. Зато, как можно догадаться, ему важно дать шанс тем, кто не слишком удачлив. У каждого ведь свое гетто. Гетто маленького искусства — запасники. «Для нас очень важно показывать то, что в Москве не выставляли раньше, — рассказывает Борода. — Москвичи не пойдут второй раз на одно и то же. Ну и есть разница между тем, что мы хотим получить, и тем, что нам дадут. Вот мы и нашли одну из форм — маленькие шедевры известных художников».
Когда у тебя в попечительском совете заседают Абрамович, Блаватник, Вексельберг, Клячин, Гуцериев и даже целый Антон Эдуардович Вайно, это действительно только одна из форм. В следующем году в Еврейском музее будут показывать Рембрандта. Пока все в силе и дело даже не в пандемии, а в российско-голландских отношениях, которые, как рассказывает Александр Моисеевич, сейчас переживают один из худших этапов. «Культурный обмен фактически остановлен. Надеюсь, все удастся, Рембрандт давно не выставлялся. Мы делаем этот проект с Эрмитажем — у них есть работы, и голландцы нам предоставляют. Почему Рембрандт? У него есть еврейская тема, он работал в Еврейском квартале. Мы всегда пытаемся найти синергию нашего музея с тем, что выставляем».