Там, где память становится врагом: фрагмент антиутопии Ёко Огавы «Полиция памяти», вошедшей в шорт-лист Международной Букеровской премии
В октябре в издательстве NoAge выходит роман Ёко Огавы «Полиция памяти» в переводе Дмитрия Коваленина, вошедший в короткий список Международной Букеровской премии. Жители некоего Острова не выбирают, что помнить, а что забыть: за них это делает Полиция памяти. Они уничтожают физически предметы, цензурируют источники о прошлом, преследуют тех, кто помнит реальность, отдаленно напоминающую нашу. Главная героиня — писательница — идет на преступление, скрыв от Полиции своего редактора, и только тогда начинает понимать масштаб происходящего. Перед нами антиутопия, психологический триллер, в котором сюжетность сочетается с созерцательностью — именно так Огава предлагает нам поразмыслить о ценности детальности, подробности мира и нашего собственного восприятия. Esquire публикует первую главу романа.
Иногда я думаю: а что же исчезло с острова самым первым?
— Давным-давно, задолго до твоего рождения, вокруг было столько разных вещей, что и не сосчитать, — часто рассказывала мама, когда я была ещё совсем маленькой. — Прозрачных, ароматных, ярких, блестящих... Таких прекрасных, что ты и представить себе не можешь! Но люди этого острова, как ни жаль, не смогли удержать эти вещи в своём сердце. Все, кто живёт на острове, должны утрачивать их одну за другой. Вот и у тебя скоро наступит такой день, когда ты утратишь что-то впервые.
— Это страшно? — с тревогой спрашивала я.
— Нет, не бойся. Это не больно и даже почти не грустно. Однажды утром ты откроешь глаза и обнаружишь — всё закончилось, а ты даже не заметила. Вот тогда зажмурься покрепче и прислушайся. Ты заметишь, что утренний воздух течёт немного не так, как вчера. И поймёшь, что именно ты утратила — и что исчезло с острова навеки.
Обо всём этом мама рассказывала, лишь когда мы были в её подземной мастерской. До сих пор отчётливо помню этот подвал шириной примерно в дюжину татами, с тучами пыли вокруг и грубыми половицами. С северной стороны дома текла река, так близко, что слышался шум воды. Я сидела на стуле, поставленном здесь специально для меня, а мама то затачивала зубила, то обтёсывала камни — она была скульптором — и тихонько рассказывала.
— После каждой утраты остров какое-то время гудит, как улей. Все собираются на улицах и вспоминают, что утратили. Горюют, оплакивают, утешают друг друга. Если утраченное имело реальные формы, его сжигают, хоронят или пускают вниз по реке. Но уже через пару дней суматоха стихает, и все возвращаются к своим обычным делам. Что там было утрачено — никто уже и не помнит...