Смерть в летнюю ночь: памяти Оливии де Хэвилленд
Для миллионов она навсегда осталась Мелани. Не потому, что это была такая уж великая роль. Просто «Унесенные ветром», сделанные на пике могущества голливудской системы, всех своих актеров навечно приговорили к их ролям. И Бланш Дюбуа не смогла превозмочь Скарлетт О’Хара, и профессор Хиггинс — Эшли Уилкса. Кто такая в памяти народной, вот уже восемьдесят с лишком лет, Оливия де Хэвилленд, — обладательница двух «Оскаров» и Венецианского приза, ставшая за заслуги перед искусством Кавалером ордена Почетного легиона и Дамой ордена Британской Империи? Мелани Гамильтон. В том фильме, полном смятения и страстей, она служила камертоном чистоты. Лучистая, смиренная, жертвенная, исполненная самой трогательной отваги и самой бесстрашной нежности. Живой укор миру, пылающему войной. Истинная леди в стране, никогда не знавшей лордов.
Она действительно была такой. Сызмальства. Спокойной, опрятной, благожелательной. Несколько отчужденной, пожалуй. Дочь английской театральной актрисы и профессора английского языка из Токийского Императорского Университета, родившаяся в Токио, в Америке она оказалась случайно: плыли в Англию, доплыли до Сан-Франциско, у трехлетней Оливии разыгрался тонзиллит, у младшенькой, полуторагодовалой сестрички Джоан — пневмония, решили остаться, для этих недугов климата лучше калифорнийского не сыщешь. Папа из семьи вскоре ушел, вернулся в Японию, мама через несколько лет вышла замуж вновь, за местного. Когда Джоан, вскоре после Ливви, тоже решит стать киноактрисой, мама настоит, чтобы младшая взяла фамилию отчима — Фонтейн. Двух де Хэвилленд, скажет мама, Голливуд не выдержит.
Голливуд бы, положим, выдержал, но у мамы-актрисы были свои резоны. Очень уж разные у нее дочки получились. Коротко говоря, ничего общего, — так что не надо, чтоб путали. Младшая — капризная и болезненная, старшая — невозмутимая и деловитая. За что Оливия ни бралась, все-то у нее спорилось, все получалось. Слова поперек не скажет, все правильно сделает. Немудрено, что когда в семнадцать она дебютировала на сцене, еще любительской, то Алисой в Стране Чудес. Ей, англичанке-чистюле посреди буйной Саратоги, несложно было благовоспитанно дивиться безумствам мартовских зайцев и неправильной игре в крокет. Что тут, собственно, играть-то.
Но и тогда, и годы спустя, десятилетие за десятилетием, — о, как же будут ошибаться и как будут удивляться все те, кому неведомо, сколько отваги и решимости хранится в груди подлинной тихони. Когда отчим, не отличавшийся большой чуткостью, решительно воспретил Оливии «все эти кружки» и поставил ультиматум: либо никакой больше сцены, либо вон из дома, — Оливия споро собралась и ушла из дома. Она как раз Лиззи Беннет в это время репетировала. Не та роль, которая учит терпеть ультиматумы.
…Может, конечно, из всей этой затеи ничего бы внятного и не вышло. Мало ли кто в семнадцать на сцену из семьи сбегал. Но так уж счастливо сошлись звезды над волшебным лесом Саратогского герцогства, что аккурат следующим летом, когда только что закончившая школу Оливия играла малыша Пака в местной постановке «Сна в летнюю ночь», в Калифорнию заехал главный — во всей истории мирового театра — специалист по этой самой пьесе. Великий Макс Рейнхардт. И — как по нотам: увидел, разглядел, пригласил в свой спектакль (уже Гермией), а годом позже перенес спектакль на экран. Вот так и заключила Оливия де Хэвилленд свой первый контракт со студией «Уорнер Бразерс».
Дальше, впрочем, тоже все пошло как по нотам, только ноты эти писали уже в соответствующем студийном отделе. Во второй половине 1930-х Оливия де Хэвилленд — ведущая инженю в костюмных фильмах «Уорнеров». Постоянная партнерша Эррола Флинна, наследника Фэрбенкса: то он ее спасает как капитан Блад, то как Робин Гуд. Она сияет чистотой, шелестит пышными подолами, разворачивается в вальсе и попеременно выказывает нежность чувств и твердость характера. Уже через полтора года былой, пятилетний контракт заменяется на новый, «звездный», семилетний. Когда Дэвид Селзник бросает клич о кастинге на «Унесенных ветром», все — десятками, сотнями, — пробуются на Скарлетт; одна де Хэвилленд — на Мелани. Уорнеры долго интригуют, — хотят, чтобы вообще все основные роли играли их актеры: Бетт Дэвис как Скарлетт, Флинн как Ретт Батлер и де Хэвилленд как Мелани, — но от Флинна Селзник отказывается категорически, а без него Уорнеры, ко всеобщему ужасу, не отпускают Дэвис (даром что за этой железной леди к тому времени уже закрепилось прозвище «сестра Уорнер»). Де Хэвилленд, по счастью, все же «одолжить» соглашаются. И ведущая «костюмная» инженю второй половины 1930-х становится таковой на веки вечные.