Русская музыка: подкаст о главных именах современной академической сцены
«Сноб» запускает подкаст-реалити «Русская музыка» — о главных фигурах современной академической сцены. Пять выпусков будут посвящены российским композиторам и музыкантам. Вектор развития современной академической музыки журналистка Полина Милушкова и музыкант Дмитрий Шугайкин обсудили с финалистами второго сезона проекта Aksenov Family Foundation, созданного с целью поддержки отечественных музыкантов. Героями первого выпуска стали молодые российские композиторы-импровизаторы Марина Полеухина и Александр Чернышков. Публикуем текстовую версию беседы.
Полина Милушкова: Привет! Меня зовут Полина Милушкова, я журналистка, ведущая и совсем не музыкант. Правда, иногда пою в хоре.
Дмитрий Шугайкин: А меня — Дима Шугайкин. Я совсем не журналист и не ведущий, занимаюсь музыкой и даже пишу ее. Может быть, вы знаете группу OQJAV.
Милушкова: К музыке, о которой мы будем говорить в пяти сериях этого подкаста, мы оба не имеем вообще никакого отношения — тем интереснее.
Шугайкин: Мы начинаем проект «Русская музыка», где не будет ни Моргенштерна, ни Чайковского — потому что поговорить мы решили о новой академической музыке и о тех, кто ее делает.
Современная классическая музыка — явление, которое сложно с ходу понять или объяснить. Мы, слушатели, привыкли думать, что это что-то очень гармоничное, красивое, возвышающее дух. Еще мы вроде бы знаем, что классическая опера длится долгие часы, что можно приходить туда только в смокингах, а для того, чтобы музыку создавать или исполнять, человеку нужно учиться лет 15–20.
Сегодня же повсюду идет речь о так называемой новой музыке — о музыке, современной нам. Но это не композиции, из которых складываются чарты и которые мы обсуждаем в Facebook (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена). Мы говорим о современной академической музыке, и она тоже может быть невероятно разной, вызывать эмоции и ассоциации, поднимать сложные проблемы современного человека и современного ему общества. И порой она делает это с помощью совсем иных инструментов и жанров, чем мы привыкли. Вот были опера, балет, симфония, мир гармонии, тональности, нотной записи, классических приемов звукоизвлечения. В какой-то момент в начале XX века все изменилось. Все это куда-то испарилось, произведения стали напоминать стук по батареям, рев машин, непознаваемое сочетание звуков вне тональности и гармонии. Искусство стремительно побежало вперед, ему требовались все новые и новые средства выразительности. Их поиском занялись композиторы, писатели и художники.
К сегодняшнему дню музыкальная индустрия усложнилась настолько, что часто даже сами музыканты не знают всех существующих стилей. Теперь композитор — это и продюсер, и режиссер, и репетитор. Он может становиться перформером и лектором, чтецом и саунд-дизайнером, он взаимодействует не только с музыкальными инструментами и разными странными штуками, но иногда даже с телами самых музыкантов. В общем, композитор тоже неуловим, как и его музыка.
Кажется, что слушать и воспринимать ее бывает сложновато, но ведь мы никогда не успеваем за искусством. Современники тоже не до конца понимали полифонию Баха или балеты Стравинского. Так происходит и сейчас, но мы находимся в очень выигрышной ситуации, мы можем с композиторами поговорить. Вот так взять и спросить их, а что же они имели в виду, написав музыку, в которой, например, не будет ни единой ноты. Академические композиторы — удивительным образом подключенные к космосу люди, они создают новые миры, но ходят с нами в одни и те же кофейни. Их музыку интересно слушать не только по причине ее актуальности и силы, но еще потому, что она про нас и про наш мир.
Милушкова: Академическая музыка — это скучно, непонятно, сложно? На самом деле, нет. Ее сочиняют модные ребята, которые умудряются писать для огромных симфонических оркестров.
Шугайкин: Мир знает десяток великих композиторов из России, тот же Чайковский неизменно занимает топовые места в стримингах по всему миру, но кто они — современные российские композиторы, которые создают музыку для настоящих симфонических оркестров?
Марина Полеухина последние годы живет в Австрии, в России бывает не часто. Она успела отучиться аж в трех консерваториях: в родном Петербурге, в Москве и в австрийском Граце, после чего и задержалась в Европе. Марина не работает с привычными инструментами, а создает музыку из всего, что звучит. Ее творчество — это, скорее, театральные перфомансы, удивительные эксперименты на стыке жанров и форм.
Милушкова: Муж Марины, Александр Чернышков — тоже молодой российский композитор, более известный в Европе. Александр с детства жил и учился в Италии и Австрии, сейчас его дом в Вене. Впрочем, в России Чернышкова тоже исполняют, и немало. Пару лет назад хитом в академическом мире стала российская премьера оперы «Транскрипция ошибки», которую композитор изначально писал для Венецианской бьеннале. Вместе с Мариной Полеухиной он участвовал в ключевых российских проектах в области современной музыки — от фестиваля «Платформа» до «Электротеатра».
Александр, как вы думаете, важен ли вообще аспект популярности для композитора? И сравниваете ли вы свою популярность в Европе и в России?
Александр Чернышков: По-любому да. Наверное, раньше бы я по-другому ответил. Под популярностью, скорее, ведь карьера подразумевается? Но важно ощущать внутренний баланс. Все-таки ты не пишешь какую-то пьесу только потому, что знаешь, что это хорошо получится. Если параллельно с этим процессом создания музыки, карьера идет в гору, если что-то получается — это в какой-то степени фидбэк. Значит, все идет правильно.
Частый вопрос: «Почему ты сочиняешь музыку?» Я в какой-то момент вдруг понял, почему это происходит. Потому что я хожу и слышу, на улице или где-то еще, определенные звуковые сочетания, или они сами в голове как-то начинают происходить. Я осознаю, что я их еще нигде не слышал, таких акустических ситуаций еще не происходило. Поэтому единственный способ их услышать — записать. Как бы из такой необходимости работаешь. А популярность приходит, как говорится, дополнительно.