Почему мы так любим стоять в очередях
Новое поколение давно уже выстраивается в очереди лишь за свежими дропами. Лев Рубинштейн рассказывает, зачем и за чем часами стояли раньше.
Одним из ключевых понятий поздних советских лет был «дефицит», существенно влиявший на социальное поведение граждан, на их дела, высказывания, поступки, мечты и грезы. Дефицит – продуктовый, книжный, любой – влиял на все стороны жизни, на стиль межличностных и производственных отношений, на сам язык повседневности. Глагол «достать» был наполнен куда более глубоким метафизическим смыслом, чем безвольное, обделенное реальным содержанием слово «купить». Что купить? Где купить? Вы о чем?
А сколько шуток и анекдотов! Ими в основном и спасались, ими и утешались. Сатира на все лады шельмовала фарцовщиков и спекулянтов, то есть весело и задорно меняла местами причины и следствия. А между тем именно они, преследуемые и гонимые спекулянты, осуществляли тот самый естественный рыночный процесс, который в наши дни вроде как является общественной и экономической нормой.
Почему-то вспоминаю, как в один из дней ранних семидесятых мы с другом гуляли по Москве, и ему, уже, в отличие от меня, обремененному семейством, было поручено купить десяток яиц. Поэтому, гуляя, мы заходили во все попадавшиеся по дороге магазины и, разумеется, никаких яиц там не обнаруживали. Зайдя, ни на что уже не надеясь, в какой-то совсем маленький магазинчик, поразивший нас своей гулкой пустотой, мы увидели голый прилавок, за которым вроде как находилась продавщица. Но над прилавком возвышалась не ожидаемая голова, а, как бы это сказать... Ну, в общем, задница.
Продавщица спала в причудливой позе, повернувшись к лесу передом, а к нам, незадачливым покупателям, внушительным задом. «Э-э-э-э, простите», – сказал мой интеллигентный друг. Реакции не последовало. Потом он произнес то же самое чуть громче, но реакция была такой же. Тогда он не нашел ничего лучше, чем взять с прилавка счеты и слегка постучать ими по той единственной части продавщицы, которая была доступна. Та зашевелилась, повернулась к нам обильно разукрашенным и совершенно пьяным лицом и спросила, чего нам надобно. Нам бы развернуться и уйти, но друг был одержим неутоленной страстью к обретению вожделенных яиц, о чем и сообщил. «Что? – переспросила продавщица. –