Снежинки, серферы и социальные дети
Социологи искали ответ на оригинальный вопрос: насколько приспособлена наша молодежь к труду? Полученные ответы исследователей озадачили
Исследования Центра социологии молодежи ИСПИ РАН аналитиков сначала порадовали: выяснилось, что «тощие» для российской экономики годы серьезно и неожиданно позитивно повлияли на самых молодых участников рынка труда.
— За время последнего кризиса 25–29-летние стали выше ценить трудолюбие, причем не на уровне статистической погрешности, а очень заметно (до 47 с лишним процентов среди опрошенных). Респонденты в большинстве (более 53 процентов) признали важность ответственности, почти 46 процентов указали на необходимость взаимопомощи,— поясняет руководитель Центра социологии молодежи ИСПИ РАН Юлия Зубок.— Сегодня рабочий коллектив начинает восприниматься большой частью молодежи как группа поддержки, а доброжелательные отношения на работе — как одна из составляющих их карьерного продвижения и в целом комфортного труда.
Это изменение в отношении к труду могло бы показаться едва ли не революционным сдвигом в обобщенном молодежном сознании, если бы не одно существенно «но»: признавая значимость трудолюбия, взаимопомощи и ответственности, молодежь признает не менее важными факторами труда свободу и независимость. По замечаниям Юлии Зубок, число сторонников двух последних добродетелей тоже подросло за пятилетку «кризиса»: с 33,8 процента до 44,2 в младшей молодежной когорте и с 32,1 процента до 40,5 в старшей.
Поскольку обрести все желаемые ценности на одном рабочем месте сложно, юные сотрудники прибегают к очень сложному и многуровневому совместительству. И такая одновременная ориентация на взаимопомощь и независимость, на свободу и ответственность порождает на практике оригинальные трудовые стратегии молодых, к которым существующий рынок труда, мягко говоря, не вполне готов.
— Тенденция последних лет — чтобы считаться успешным, современному молодому человеку нужна не только денежная, но еще и социально значимая или интересная работа,— рассказывает Яна Крупец, замдиректора Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге. — В результате, если какая-то работа хорошо оплачивается, но неинтересна, молодые ищут в дополнение к ней работу-хобби. И наоборот, имея работу-хобби, ищут работу-заработок. Даже к 30–35 годам, когда россияне задумываются о браке и детях, многие умудряются сделать именно эту стратегию совместительства признаком стабильности.
Можно ли рассматривать такой сценарий как типовой и наиболее распространенный для молодежных возрастных групп? По мнению исследователей, вполне — это и есть мейнстрим. Хотя, разумеется, ему не следуют все. По словам Юлии Зубок, примерно с конца прошлого века остается неизменным количество аутсайдеров среди потенциально трудоспособной молодежи: около 20 процентов юношей и девушек не верят, что труд всерьез сможет изменить их жизнь, и потому воспринимают отказ от труда как вариант нормы в том случае, если работа не соответствует их ожиданиям. Как правило, они рассчитывают на помощь родителей или — что хуже — влезают в долги и кредиты.
Удержать «привидение»
Масштабный проект «Поколенческий разрыв: работодатели о поколении Y» в минувшем году запустила лаборатория политических исследований НИУ ВШЭ. Цель — попросить работодателей от Калининграда до Владивостока оценить разницу между реальным и идеальным молодым кандидатом на должность и понять, насколько фатально несовпадение идеального и желаемого.
Пока очевидно, что проблем предостаточно, причем первые коммуникативные сложности возникают еще на собеседовании. Глава компании, как правило, ждет молодого человека с высокой мотивацией, мечтающего строить карьеру именно у него. В реальности же он сталкивается с тем, что соискатель просто не может объяснить, зачем к нему пришел, более того, часто ждет, что работодатель сам будет рассказывать своему будущему сотруднику, почему выбрал именно его и на какую должность тот лучше всего подходит. Курьезы после трудоустройства предсказуемо продолжаются.