«Мы надеялись, что дракон станет чучелом»
Ушел режиссер Марк Захаров, который был давним другом нашей редакции. «Огонек» публикует выдержки из последнего интервью с мастером
Последняя беседа с Марком Захаровым в «Огоньке» произошла почти случайно — в последние годы он редко соглашался на интервью. В таких случаях принято писать — «для нашего издания он сделал исключение»,— однако в жизни все прозаичнее. Накануне в «Огоньке» вышла рецензия на спектакль «Ленкома» «День опричника» — прямо скажем, нелестная. Представить, что режиссер, да еще знаменитый, лично позвонит автору рецензии, тем более критической… Обычная позиция большинства режиссеров сегодня — «я не читаю рецензий», «в интернете столько мусора» и так далее. В общем, это почти невозможно. Но Марк Захаров был уникальным человеком — даже в этом смысле. Он лично читал рецензии, уважал критиков и мгновенно откликался. «А вот вы там ошиблись, в начале…» — раздался вскоре в трубке его неповторимый голос. Автор этих строк воспользовался уникальной возможностью и предложил мастеру сделать большую беседу. Так появилось это интервью — последнее, к сожалению.
О начале
Я начинал в студенческой среде Станкоинструментального института, где был драмкружок. Студенты ведь очень взрывоопасный народ, юношеский максимализм! И вот я там примерно понял, что Брехт... очень студенческий драматург. И вот я оттуда, из Брехта, почерпнул запас юношеского максимализма, желания не бояться, идти ва-банк. Я помню заседание парткома МГУ, который принимал мой студенческий спектакль «Дракон». Защищать меня тогда пришли Салынский, Плучек, Ефремов, Назым Хикмет. И режиссер Юткевич мне помог понять, что такое режиссерские изыски и даже хитрая режиссерская демагогия, с помощью которых можно поставить в тупик партийное руководство. Когда к «Дракону» стал придираться товарищ Ягодкин, тогда ведущий партийный деятель МГУ, Юткевич, вдруг сказал: «Ну что вы, это ведь сказка! А если мы будем любую сказку подвергать политическому анализу, тогда придется запретить и Красную Шапочку за то, что у нее шапочка красного цвета...» И этой репликой как-то сбил напряженное дыхание у цензоров. Я потом попытался в дальнейшем этим пользоваться. Мы же все вышли из таких лет, страшноватых... система была изощренная — как в кино, так и в театре. Но в отличие от провинции, где все зависит от одного человека, в Москве было много начальства. В этом было спасение: можно было лавировать и даже ссорить их между собой.