«Грыбной ералаш»
Дует северный ветер, руки стынут на воздухе. А грибы всё растут и растут: волнушки, рыжики, маслята, изредка всё ещё попадаются белые.
М. М. Пришвин. Недосмотренные грибы
Сейчас в магазинах почти всегда можно приобрести свежие и замороженные грибы. Не возбраняется полюбоваться на маринованные белые, маслята, опята, грузди и шампиньоны в стеклянных банках.
Но гораздо обильнее было грибное раздолье в безвозвратно ушедшие от нас годы. Самое красочное описание московского грибного рынка есть у И. С. Шмелёва в романе «Лето Господне». Базар открывался утром в первый великопостный день на берегу Москвы-реки, располагаясь на обширной территории между Большим Устьинским, Яузским (Астаховским) и Большим Каменным мостами: «А вот, лесная наша говядинка, грыб пошёл!
Пахнет солёным, крепким. Как знамя великого торга постного, на высоких шестах подвешены вязки сушёного белого гриба. Проходим в гомоне.
— Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные... Похлёбный грыб сборный, ест протопоп соборный! Рыжики солёные-смолёные, монастырские, закусочные... Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельче мелких!..
Горы гриба сушёного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый гриб, тёмный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами. Шатаются парни, завешанные вязанками, пошумливают грибами, хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами сани, кули, корзины...»
Менее благостную картину рисовали другие посетители грибного рынка. Хорошо знающий быт и нравы московского торгового люда, известный в XIX веке коммерсант И. А. Слонов вспоминал: «В санях на старых рваных рогожах лежат во множестве эти продукты, между саней длинными рядами стоят большие грязные деревянные кадки с солёными и отварными грибами, которые покупатели вылавливают для пробы прямо пальцами и, откусив гриб, кидают остаток прямо в кадку».
Со временем в адрес грибного рынка стало раздаваться всё больше и больше нелестных замечаний.
Замечательное описание грибной поры в России можно прочитать в романе П. И. Мельникова-Печерского «В лесах»: «Вслед за ягодами из земли грибы полезли, ровно прёт их оттуда чем-нибудь. Первым явился щеголёк масляник на низеньком корешке в широкой бурой шляпке с желтоватым подбоем, а за ним из летошной полусгнившей листвы полезли долгоногие берёзовики и сине-алые сыроежки, одним крайком стали высовываться и белые грибы. Радуются девки грибкам-первачкáм, промеж себя уговор держат, как бы целой деревней по грибы идти, как бы нажарить их в тёмном перелеске, самим досыта наесться и парней накормить, коли придут на грибовные девичьи гулянки … Ох, грибы-грибочки! тёмные лесочки!.. Кто вас позабудет, кто про вас не вспомнит?».
В отличие от провинциальных жителей, столичная творческая интеллигенция из рассказа Саши Чёрного «Люди летом», отдыхающая от городской суеты на побережье Балтийского моря, плохо разбиралась в грибах: «Художник знал, что есть маринованные белые грибы и рыжики и что к водке они незаменимы. Лидочка, лаборант и курсистка знали о грибах и того меньше, но схватились за предложение с радостью. Это было ново. Вспомнили вдруг о лесе, солнце тепло колыхалось в глазах… Пошли.
Учительнице посчастливилось первой: в плоской плетушке из-под пирожного с гордым лицом принесла она докторше две поганки. Кремовую, плиссированную снизу, на тоненькой ножке, и серую, липкую, маленькую, плотную, с круглой шапочкой.
Докторша разломала, смеясь, бросила на дорожку и тут же под можжевельником обобрала целое семейство сыроежек».
Любовь к собирательству грибов иногда принимала гротескный характер, как в рассказе «Камерюнкер Рококо» знатока русской старины, писателя М. А. Осоргина: «Известно, как русский человек любит грибной спорт. Ни в одном лесу не было такого количества белых грибов, как в садах камер-юнкера Рококо (московского богатого чудака, который для забавы гостей не жалел ничего. — Прим. И. С.)… И грибы были послушны: они вырастали по слову хозяина в день приёма гостей. Закупались они возами на базарах, и на рассвете вся челядь помещика была занята делом: втыкала белые грибы в землю по всему саду. Зато — сколько удовольствия гостям, набиравшим без труда и в короткое время целые корзины!».
В России с её бесконечными и разнообразными грибными угодьями понимали толк в употреблении этих даров природы. Продолжая рассказ о московском чудаке, Осоргин писал: «Очень любил грибы камер-юнкер. Любил белый гриб в сметане, ценил солёный груздь, уважал и подгруздь1, обожал бутылочный рыжик2, смаковал опёнка, отдавал должное подосиновику и подберёзовику, особенно если суп из них приправить луком и перцем до крайности, да не пожалеть и лаврового листа. Хорош, хоть и неказист, сморчок — гриб ранний. Трюфель дорог, но ароматен, и ищут его при помощи опытной свиньи. Первым в России стал есть шампиньоны именно камер-юнкер Рококо; до него этот гриб почитался поганым. А то вдруг набрасывался на лисичку в масле, хорошо прожаренную, на зубе хрустящую. Умелый повар сделает чудесное блюдо не только из валуя-кульбика3, но и даже из будто бы презренной акулининой губы4. На любителя — сыроежка в сыром виде, с перчиком и тёртым хреном. Моховик, поддубник, зайчонок5 — всем хорошо известны. В наши дни один профессор доказал, что можно есть и мухоморы, если их выварить в уксусе, и съел целый фунт во время лекции о грибах, — но скончался, бедняга, в судорогах.
1 Подгрузди — сыроежки, внешне похожие на грузди. Главное отличие от груздей — отсутствие млечного сока.
2 Бутылочные рыжики — грибы, размер которых позволял проходить в горлышко бутылки, где их мариновали.
3 Кульбик — синоним гриба валуй.
4 Акулинина губа — один из видов свинушек. Губами называли пластинчатые грибы (грузди, рыжики, свинушки и т. д.) потому, что края их шляпок действительно похожи на губы.