«Люди хотят участвовать в судьбе шоу»: как меняется иммерсивный театр в России
Один из активно развивающихся жанров отечественной театральной индустрии — иммерсивные представления, которые создаются совместно со зрителями в процессе игры актеров в сценических пространствах. Среди последних подобных проектов — «Мюнхгаузен. Новогодние поиски», который в «Москвариуме» поставил Юрий Квятковский. Редакция Forbes Life поговорила с режиссером о том, как меняется российский театр в новых условиях, почему сложно создавать спектакли для детей и чем интересен барон Мюнхгаузен.
Режиссер Юрий Квятковский окончил Школу-студию МХАТ в 2003 году. После выпуска он играл в театре им. Моссовета: среди его работ — «Двенадцатая ночь» Уильяма Шекспира, «Дамская война» Эжена Скриба, «Ревизор» Николая Гоголя. Позже Квятковский основал независимую творческую группу Le Cirque de Sharles La Tannes, в рамках которой появились постановки «Хрустальный мир» по Виктору Пелевину и хип-хопера «Копы в огне». С 2019 по 2021 год он занимал должность главного режиссера Росгосцирка.
Постановки Юрия Квятковского играют в МХТ им. А. П. Чехова, театре «Практика», пространстве «Арт-платформа». Одно из недавних шоу режиссера — иммерсивное представление «Мюнхгаузен. Новогодние поиски», которое он поставил в «Москвариуме». Редакция Forbes Life встретилась с Юрием Квятковским, чтобы обсудить судьбу перформанс-жанра в России, возможности современных театральных проектов и особенности работы с детьми.
— Ваши постановки всегда полны движения, сложных звуковых и световых схем, необычных интерпретаций и смешения жанров. Как рождаются такие эклектичные сочетания?
— Считаю, что в искусстве бессмысленно повторять что-то, что уже было создано, заниматься реконструкцией чужого творчества. В театре необходимо изобретать, иначе не имеет смысла работать в этой сфере. А внутри искусства изобретения как таковые невозможны, потому что все уже было придумано и поставлено. Остается только, скажем так, в разных пропорциях смешивать определенные элементы: жанровые, смысловые и тому подобное. Вот от смешения творческих слоев и возникает что-то новое. Но сами эти слои давно известны миру. Просто в XXI веке мы пытаемся заниматься чем-то еще неизведанным, так и возникает эклектичность, синтез и прочее.
— Вы ставите спектакли как в классических театрах, в которых, кажется, сложно выходить за рамки, так и в проектах, где есть все условия для экспериментов. Как вам удается находить эту грань? И есть ли она вообще в современном театре?
— Здесь снова нужно вернуться к слоям. Они накладываются друг на друга, и возникает некая партитура, спектакль, перформанс или произведение. Место, где ты сочиняешь произведение, тоже некий слой. Это тоже обстоятельство, которое ты берешь во внимание. Я рассматриваю площадку как один из вдохновляющих моментов. От площадки можно отталкиваться, направлять свою фантазию. Я просто беру пространство в союзники. Каждый раз. Это не всегда, условно говоря, голое поле, бетонная стенка или парковка без истории. Иногда площадка — это то, что существовало до тебя столетиями, были на ней свои победы, поражения, мифы. Всю эту информацию тоже впитываешь, когда что-то сочиняешь.