Светлана Зейналова: "После появления Сашки я поняла, что больше никогда не останусь одна"
Аутизм дочери разделил жизнь на "до" и "после": мы учились жить заново. Муж ушел, многие друзья отвернулись. Но нас с Александрой было не так просто сломать!
Строгая у нас в семье — мама, она собранный человек и не любит сантиментов. Папа, напротив, очень мягкий, добрый, постоянно баловал меня и сестру подарками. В советское время мама работала инженером в институте при заводе, что-то проектировала, но когда папа преуспел и начал хорошо зарабатывать, стала домохозяйкой. Отец по профессии — журналист, однако с рождением детей денег постоянно не хватало, и знакомые знакомых предложили попробовать силы в абсолютно другой сфере — сельском хозяйстве. Помощником какого-то начальника. В его обязанности входили оргвопросы, встречи делегаций, и он прекрасно с этим справлялся, потому что веселиться, выпивать, организовывать и быть душой компании — в характере моего папочки. Он может очаровать кого угодно. Ему вот сейчас семьдесят, и до сих пор я слышу от женщин комплименты в его адрес: «Какой мужчина!» В конце концов отец дорос до помощника министра. Когда Советский Союз начал разваливаться, создал свой бизнес, но здесь надо иметь определенный склад ума, а папа у нас слишком добрый, доверчивый и творческий. Так что с бизнесом не заладилось.
Воспитанием моим много занимались не только школа и бабушка, но и сестра. Она же всегда была опорой и защитой. Помню, я пришла домой вся в слезах — меня обидела девочка. Ирада выскочила на улицу: «Ты сестру обижала? А ну иди сюда!» Та расплакалась от одного ее взгляда и сразу извинилась.
Когда есть старшая сестра, это неплохо, но были и минусы. Самое ужасное, что приходилось донашивать ее старые вещи. Но Ираде тоже не позавидуешь: она-то была отличницей, а я училась не очень хорошо и сестра постоянно занималась со мной уроками. Мы, кстати, посещали разные школы. Я — гимназию № 67, которая находилась недалеко от музея-панорамы «Бородинская битва». Там был биологический класс. Я мечтала стать биологом и уехать в горы Кавказа разводить зубров. Просто бредила этой идеей. Еще любила литературу и английский. По географии был ноль, два — по химии, физике и математике. Даже не пыталась эти предметы освоить, благо сестра помогала с уроками. Но как же она ругалась, когда пыталась объяснить мне что-то! В школе девочки за меня писали математику, я за них — биологию и литературу. Все об этом знали и были довольны. В одиннадцатом классе договорились с учителями точных наук: они мне ставят четверки, чтобы не портить хорошей девочке жизнь, а я к ним на занятия не хожу, чтобы не мешать плохим поведением другим.
Кстати, в детстве я была очень застенчивой. До определенного возраста учителя спрашивали у мамы: «Что вы делаете с ребенком? Когда она отвечает — ее не слышно!» Самым ужасным было, если сажали за одну парту с мальчиком. Всю жизнь пытаюсь побороть застенчивость, воспитываю в себе наглость, но до сих пор стесняюсь звонить незнакомым людям. Сейчас вот занимаюсь благотворительностью, и часто приходится просить о помощи. Неделю готовлюсь к таким звонкам.
— Как же вы попали в публичную профессию?
— К счастью, когда стала постарше, идея разводить зубров в горах Кавказа сменилась увлечением театром. Долго поступала в театральное училище, целых три года! А поступив, узнала, какой это каторжный труд. Мечтала как и все: однажды на сцене тебя, бедную, безвестную, заметит маститый режиссер, пригласит сняться в кино, и станешь ты Гретой Гарбо или Мэрилин Монро. Хотя кто они по сравнению с нашими артистками? С той же Ермоловой? Помню, в училище, задержавшись вечером на репетиции, я останавливалась у портрета Марии Николаевны, пыталась изобразить ее гордую осанку и идеальную фигуру — втягивала живот, поднимала повыше голову и расправляла плечи. Тех, кто уходил на радио и телевидение, мы считали лузерами. Я смотрела на подрабатывающих студентов и на полном серьезе думала: «Это же надо так упасть!»
— Вы как-то сказали, что всегда считали себя некрасивой. Кто внушил такую мысль?
— Наверное, это идет с детства. Просто никогда не говорили, что красивая, точнее — все вокруг намекали на обратное и советовали: «Тебе надо брать мужчин умом». У подружек уже были кавалеры, а в меня никто не влюблялся. Вот и казалось, что я самая кривая, толстая и прыщавая девочка. У всех росла грудь, а у меня нет! У всех ровные зубы, а у меня кривые. Если честно, я очень тяжело все это переживала. Да и сейчас мама если звонит, никогда не скажет: «Ты такая красивая». Зато покритиковать: «Ты такая толстая на экране! Пора садиться на диету!» — легко.
Я вот дочери постоянно внушаю, что она самая прекрасная на свете. Думаю, именно мама формирует у девочки будущее восприятие себя: красивая — некрасивая, желанная — нежеланная, получится у нее или нет. А моя неуверенность по жизни очень мешает. До сих пор случаются приступы паники, что я самая некрасивая, бездарная, что все высокие, а я низкая, все худые, а я опять растолстела. Чтобы как-то побороть эти приступы, ходила даже на психологические тренинги, не всегда соглашалась с преподавателем, но теперь понимаю: она была права в том, насколько проста в отличие от женской мужская психология. «У любого мужчины вы найдете точку, через которую можно его соблазнить», — говорила. И я этому научилась, правда почему-то соблазнялись не те мужчины, которые нравились...
Влюблялась постоянно. Но с мальчиками реально не везло, ни одного красивого, такого, как в кино! Помню, в первом классе все были влюблены в некого парнишку, ну и я за компанию. А потом подумала: зачем влюбляться в того, по кому и так все вздыхают? Надо выбрать другого. Главное найти в нем какую-то черту и ее в своем воображении развивать. Вот он сидит за партой — маленький, плюгавенький, прыщавый, а ты думаешь: «Боже, это романтичная душа, которой нужна поддержка, и в моих руках он раскроется и засияет!» Одна из самых больших женских ошибок. В старших классах понравился мальчик, он был немного взрослее. Я, конечно, молчала о своей влюбленности. И тут подруга, узнав о моем светлом чувстве, предупредила: «Не заглядывайся на него, мы уже встречаемся, просто все держим в тайне. Это же школа. Вчера он у меня дома был, и позавчера. Конечно, спрошу, как он к тебе относится, но ты же понимаешь...» Я ужасно расстроилась, на пути подружки вставать не хотела. Через некоторое время она призналась, что говорила с этим мальчиком обо мне:
— Он тебя считает ужасной дурой. Говорит, ты самая страшная в классе и самая тупая. Долго смеялся, когда узнал, что нравится тебе...
— А зачем ты сказала ему, раз у него такое отношение ко мне?
— Пусть знает! Вот придешь в школу, а он будет над тобой смеяться!
Не представляю, о чем злорадная подруга думала, но для меня это стало ужасной подростковой травмой. Я не хотела идти в школу и впервые в жизни реально думала о самом страшном, поскольку знала, что не смогу пережить такого позора. Позже выяснилось, что парень даже не ведал о нашем с подругой существовании.
Как большинство девочек, в детстве мы писали стихи, показывали друг другу свои вирши, и я вечно удивлялась: у нее они такие слаженные, красивые, а у меня нет. Естественно, она надо мной смеялась. Случайно обнаружила стихи подружки в сборнике Роберта Бернса в переводе Маршака и указала на это. Так она еще и обвинила, что ее оскорбили. В итоге мне пришлось извиняться. Но не все девчонки оказались такими покладистыми и за какой-то проступок подружку мою решили побить. Я еще отговаривала одноклассниц, хватала за руки и просила не трогать. Надеюсь, она выросла и стала другим человеком. Подруг у меня после нее практически не было, только друзья. А первый серьезный роман, как и все остальное, случился почти в двадцать лет.
Все девчонки к тому времени уже замуж собирались! А я даже не представляла, как целоваться. Познакомились случайно. Я выскочила на дорогу и чуть не попала под его машину, даже не заметив этого. Парень гнался за мной, чтобы лично сказать, какая я дура. Догнал... Посмеялись и обменялись телефонами. Он не был красавцем и мужчиной моей мечты, но чем-то зацепил. В тот же день стал названивать, затем пришел без приглашения в гости, познакомился с мамой. Не скажу, что потеряла голову, но он мне нравился. Подумала: «А почему бы и нет? Пора уже начинать!»
Встречались месяца три, и вдруг он стал куда-то пропадать. Я названивала, рыдала, мучилась. Как же так, меня бросают?! Через несколько месяцев поступила в «Щепку», и тут он объявился. «У меня начинается новая жизнь, — сказала спокойно, подняв трубку, — я теперь студентка театрального училища, больше не звони». В Щепкинском, кстати, обнаружилось столько симпатичных мальчиков, просто разбегались глаза. И самое удивительное — они все обращали на меня внимание! Может потому, что это была моя среда или к двадцати годам я наконец раскрылась? Чувствовала себя такой новой, модной, красивой: я — актриса! А с первым парнем до сих пор общаемся в «Фейсбуке (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена)», даже пару раз встречались. Все самое прекрасное — первый поцелуй, первые серьезные отношения — случилось с ним. И первые слезы, переживания — тоже. Но кто не обжигался, начиная взрослую жизнь?
А потом случилась настоящая любовь. Ваня приехал в Москву из Владимира, учился на два курса старше. Все происходило как в кино, когда двое долго смотрят друг на друга издалека, но не решаются познакомиться.
Накануне Нового года выясняли с однокурсниками, кто и где отмечает праздник. Все собирались куда-то парами. И тут понимаю, что не желаю справлять Новый год дома в одиночестве, но и к сестре ехать не хочу! В коридоре заметила Ваню и наконец решилась на первый шаг: