Декабристы: подлинные истории и воспоминания
Недавно по телевидению с большим успехом прошел сериал «Союз спасения» о декабристах. В связи с этим повысился интерес к главным участникам событий, на которые, кстати, спустя время историки стали смотреть иначе. Например, переоценен поступок Трубецкого, который не вышел на Сенатскую площадь. Фигура Милорадовича, которого смертельно ранили при попытке образумить полки, раскрылась по-новому. А помимо известных нам историй Волконской и Трубецкой, последовавших за мужьями, имеются менее известные, но не менее яркие примеры мужества и преданности.
Наша статья подкреплена мемуарами самих декабристов и их современников, которые, кстати, начали издаваться практически сразу после того, как участники восстания стали возвращаться из ссылки. Один из них, Сергей Петрович Трубецкой, оставил наиболее полные и интересные воспоминания. Репутации Трубецкого серьезно повредило его поведение 14 декабря.
Избранный диктатором восстания, активнейшим образом готовивший его, Трубецкой, как известно, не вышел на Сенатскую площадь. В показаниях многих декабристов, в том числе Кондратия Рылеева, говорилось о том, что неуспех предприятия — его прямая вина. Однако анализ историков, сделанный в наше время, убеждает, что дело обстояло не так просто. Отсутствие Трубецкого на площади объясняется не его нерешительностью, а логикой. Трубецкой видел, что происходящее не вяжется с установленным планом, предупреждал Рылеева о бессмысленности выступления. Он, в отличие от Рылеева, не верил в успех и поэтому не видел смысла выходить. Но вернемся непосредственно к воспоминаниям одной из самых ярких фигур среди декабристов. Глазами Трубецкого видим, как происходило «разжалование» тех, кто имел высокий военный чин.
«После барабанного боя нам прочли вновь сентенцию, и профос начал ломать над моею головою шпагу (мне прежде велено было стать на колени), — пишет Трубецкой. — Во весь опор прискакал генерал и кричал: «Что делаете?»... С меня забыли сорвать мундир.
Подскакавший был Шипов. Я обратил голову к нему, и вид мой произвел на него действие Медузиной головы. Он замолчал и стремглав ускакал. Вид знамен того полка, в котором я некогда служил, возбудил во мне воспоминание моей службы в нем, Кульма, за который были даны знамена; я их видел в руках людей, не имевших на них право, тогда как заслужившие были в гонении и рассеяны по всей армии. Эта мысль возбудила во мне чувство негодования. Довольного труда стоило профосу сорвать с меня мундир, он так хорошо был застегнут, должно было изорвать в клочки, шпагу также не подпилили и, ломая ее, довольно больно ушибли мне голову. Все наши доспехи сложены были в костры, сожжены, а нас одели в полосатые халаты и отвели обратно в казематы. Мы заметили столбы на валу одного бастиона кронверка. Это была виселица, но которая не имела еще перекладины; и в нашем отделении казни товарищей мы видеть не могли, ибо прежде вошли в крепость. Народу было немного. Уже в своем номере я узнал от соседа своего, что наших товарищей повесили, о чем он узнал от прислуживавшего унтер-офицера. Я верить не хотел; но пришедший священник подтвердил эту весть. Рассказывал о их смерти, которая его тронула до глубины души. Он и теперь и после не мог говорить о них без глубокого умиления, особенно о Рылееве, Муравьеве и Пестеле. Последний просил его благословения, хотя и был другого исповедания. У двух первых оборвались веревки, и Чернышев закричал, чтоб скорее повторили над ними казнь. Священник сказал мне, что он ежеминутно ожидал гонца о помиловании и, к крайнему своему удивлению, тщетно. Мысль о казни товарищей заставила меня забыть свое положение; я ни о чем ином не мог думать...»
Все знают о женах декабристов если не из исторических книг, то из советского фильма «Звезда пленительного счастья». В центре внимания всегда были фигуры двух-трех женщин, среди них Екатерина Трубецкая. Почему она? Дело в том, что Екатерина первая среди жен просила о том, чтобы ей позволили следовать в Сибирь. Вот как вспоминает о свидании с ней в крепости Трубецкой.
«В пятницу, 12-го, я виделся с женою моею у коменданта. С нею приехала моя теща и оба мои брата. Этого свидания описать нельзя. Жена впилась в меня, братья бросились в ноги и обнимали колена; и теперь при воспоминании их любви слеза навертывается на глаза. Теща также была очень нежна и много плакала. Я возвратился в свою тюрьму в большом волнении, часть ночи не спал — писал письмо, которое хотел отдать жене при первом свидании, другую часть — от блох. Наконец изнеможение навело сон. Поутру встав, я стал разговаривать с солдатом, как вдруг кровь хлынула горлом и пошла как из кувшина. Поспешно прибежал лекарь; дал мне всю нужную помощь. Кровь остановилась, волнение продолжалось, но не столь сильное; слабость овладела всем телом».
Предчувствуя недоброе, Муравьев-Апостол приказал другу написать мемуары
Другие интересные воспоминания о событиях тех лет написаны человеком, имя которого хорошо известно только историкам. Двадцатипятилетний поручик лейб-гвардии Финляндского полка Андрей Розен вошел в Северное общество незадолго до восстания. И оказался 14-го числа в лагере противников. На Финляндский полк декабристы возлагали большие надежды, однако уклончивое поведение его батальонных командиров, полковников Моллера и Тулубьева, сорвало задуманные планы. Полк присягнул Николаю I и пошел усмирять мятежников. Если бы Розен не сделал то, что он сделал, о его связях с декабристами никто бы, скорее всего, не узнал. И он бы не разделил с ними горькую участь. Младший офицер, всего лишь командир взвода, Розен во время перехода полка через Неву остановил свой взвод, а тем самым и тех, кто шел за ним следом. Солдаты не смели двинуться без приказа непосредственного начальника. Розен был приговорен по пятому разряду (десять лет каторги с последующим поселением в Сибири). Император, ранее сокративший срок каторги осужденным по пятому разряду до восьми лет, напротив фамилии Розена сделал пометку: «На 10 лет».
Как справедливо отмечает Розен, в памяти потомков осталось только пять — десять фамилий, а многие были забыты.
«Большая часть осужденных и сосланных моих товарищей покоится в могиле и осталась только в памяти своих родных и близких знакомцев, — пишет Розен. — Их знали только до изгнания; мало слышали о жизни их и трудах в Сибири; теперь знают очень немногих, переживших тридцатилетнее изгнание. Из ста двадцати одного товарища остались только 14, в этом числе только трое из декабристов. Скоро не останется никого; вот почему спешу окончить пересмотр и довершение моих глав. По милостивому манифесту от 26 августа 1856 года возвратились на родину сперва только 14 человек; после них еще 6. Против своего желания, по предписанию начальства сослан из Сибири в Москву Дмитрий Иринархович Завалишин в 1864 году. Решился оставаться в прежнем месте заточения в Петровском Заводе за Байкалом один только Иван Иванович Горбачевский».
Именно Горбачевский оставил самые эмоциональные воспоминания, дающие полное представление о том, как реально жили декабристы в Сибири. Благодаря его детальным рассказам все встает перед нами, как в фильме. Почему же подлинность именно мемуаров Горбачевского много раз подвергали сомнению? Дело в том, что автор их написал, опрашивая друзей и товарищей. Сам он не присутствовал при наказании Грохольского и Ракузы, не шел по этапу с Соловьевым, Мозалевским и Сухиновым, не был свидетелем заговора на Зерентуйском руднике в 1828 году. Почему же он взялся за такой труд? Это был его долг. В ночь с 14 на 15 сентября 1825 года Муравьев-Апостол зашел к Горбачевскому. Он сказал другу: «...ежели кто из нас двоих останется в живых, мы должны оставить свои воспоминания на бумаге; если вы останетесь в живых, я вам и приказываю как начальник ваш по Обществу нашему, так и прошу как друга, которого я люблю». Именно в эту их последнюю встречу, волнуясь, Горбачевский положил в карман головную щетку Муравьева-Апостола. «Эта щетка сохранилась от всех обысков во дворце, в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, в Кексгольме, в Сибири», — вспоминал Иван Иванович. Впоследствии, когда декабристы стали уже для многих легендой, коллекционеры много раз предлагали ему продать ее за большие деньги. Но Горбачевский хранил эту реликвию.
