Антон Хабаров. На двоих одно дыхание
Я, как моряк, ухожу в дальнее плавание – на съемки: за год провожу дома максимум пятьдесят дней. И мы все от этого страдаем. Когда дети были крохами, перед выходом случались и хватания за ноги у двери, и слезы, и крики "Не уходи!" Малышам ведь не объяснишь, что папа их не бросает, просто работа такая.
Когда закончились семичасовые пробы в сериал «Мурка», продюсер Джаник Файзиев долго смотрел на меня, а потом заявил:
— Все прекрасно, но надо похудеть, твой герой болен туберкулезом. Сможешь?
— Легко! — нагло заявил я.
И началось... Два месяца сидел на одной порции гречки, одной чашке кофе и одной банке тунца в день — сбросил десять кило и выглядел так, будто уже умер. Файзиев при встрече сказал: «Хватит! Можешь даже вернуть килограмма два!» И началось то же самое, только наоборот: набрать вес, пусть и небольшой, и остановиться — это, скажу вам, тоже испытание. Но оно того стоило: я получаю много хороших отзывов и предложений после этой картины.
Одним из самых неожиданных и дорогих зрителей стал Александр Розенбаум, который написал мне в соцсетях, что на гастролях смотрел «Мурку» и ему очень понравились моя работа и картина в целом. Это было просто невероятно, потому что я буквально рос на его песнях и многие знаю наизусть — в детстве папа исполнял их дома на всех семейных праздниках.
Часто спрашивают, как удалось так точно попасть в образ Бланка? Отвечаю: благодаря бурной юности... Несмотря на прекрасных родителей, в середине девяностых связался в Балашихе с дворовой компанией, которая грабила машины. Это тогда воспринималось как что-то крутое. Причем делал я все даже не ради денег, а из романтических побуждений. Отвечал за «вскрытие», как мой герой в «Мурке». Работу надо было делать быстро и тихо: сверлом разбивал стекло автомобиля и проволочкой поддевал замок. На этом моя часть заканчивалась, а ребята залезали внутрь и обчищали салон. Однажды нас заметили — еле ноги унесли. Вот тут мы с другом одумались и решили, что пора с «преступностью» заканчивать. Правда, выйти из той компании оказалось непросто, но мы ребята смелые — подошли к главному и сообщили:
— Хотим завязать!
Это не вызвало воодушевления:
— Так не делается!
Были еще встречи, разговоры, мне даже звонили домой, но я упрямый и стоял на своем. Наконец отстали. Не горжусь давним опытом, но и не стесняюсь о нем говорить: я не идеальный, ошибки допускают все! Виной тому поиски подростковой души.
Меня бросало в крайности: чуть раньше, лет в двенадцать, увлекся религией — ходил в церковь, нравились атмосфера храма, песнопения, молитвы... Наблюдал за тем, как проходят службы, — было просто интересно заглянуть в этот мир. Даже писал иконы, но никогда не рисовал глаза, боялся — для этого нужен особый талант. Через год любопытство угасло.
Родители к религиозному миру отношения не имели, да и к актерскому тоже. Мама Марина Анатольевна была почетным воспитателем детского сада — ее фото печатали в газетах, и меня все вокруг упрекали, когда хулиганил и вредил маминой репутации. С папой Олегом Владимировичем они были одноклассниками — я родился у них практически сразу после школы. Отец тогда поступил в университет, в семье до сих пор хранится письмо, где его просят вернуться, потому что оказался лучшим на потоке. Но он решил, что важнее обеспечивать семью, и отказался от высшего образования. Пошел на завод слесарем, позже работал токарем-краснодеревщиком — изготавливал мебель. Своими руками построил дом, я в этом смысле ничему у него так и не научился. Хотя тоже рано начал работать, еще в школе — рыли с дедом колодцы на дачах, проводили воду. Еще ручным катком заравнивал асфальтовые стоянки для машин богатых людей, грузчиком тоже вкалывал.
На балконе у нас благодаря сестре (она появилась через четыре года после меня) вечно жили подбитые из рогатки голуби, ласточки и брошенные котята. Еще в детстве проснулась у Лизы любовь к животным. Сейчас она — уважаемый в своих кругах ветеринар, записаться к ней на прием непросто. В том, что мы оба состоялись в профессии, большая заслуга родителей, которые не жалели для нас ничего. Например, когда я всерьез занялся бальными танцами, отец продал машину, чтобы сын смог участвовать в крупных соревнованиях, — костюмы были очень дорогими. Став актером, при первой же возможности я подарил ему автомобиль — раньше, чем сам сел за руль.
Кстати, только увлечение танцами и спасло меня в пятнадцать лет от исключения из школы. Заступился за друга Артема, у которого хулиган-старшеклассник отобрал часы — необычные, их отец из Афгана привез. О чем мы тому упырю и сообщили, но он все равно уперся:
— Не верну!
— Тогда после уроков мы тебе все объясним.
Подкараулили его с ребятами и прилично отделали, о чем и сейчас не жалею — поступили по справедливости. Правда, директор школы с нашими доводами не согласилась: троих друзей исключили, а меня оставили, потому что участвовал в танцевальных турнирах — поднимал престиж учебного заведения.
Выяснять отношения кулаками вообще было в балашихинских традициях. Однажды после конкурса бальных танцев двое парней на улице принялись подшучивать над моим сценическим костюмом. Я огрызнулся: «Идите, куда шли». Дальше ничего не помню. Очнулся — надо мной лицо отца: «Досчитай до десяти». Попробовал — не могу, не помню ни одной цифры! Оказалось, парни из секции бокса шли и отработали на мне нокаут.
Из-за сотрясения мозга начало резко падать зрение — остановилось на минус семи. Представляете, самому злостному хулигану класса вдруг предложили очки с толстыми линзами, в которых глаза становятся похожи на двух мальков в аквариуме! А ведь уже хочется гулять с девчонками... Но если самому на себя в зеркало страшно смотреть, кому ты понравишься? Комплекс развился громадный. И носил я свои окуляры все больше в кармане, откуда то и дело доносилось «хрусть!».
Без очков умудрялся играть в баскетбол — вместо корзины видел черное пятно, в которое нужно целить. И забивал! Команда выходила на площадку без футболок, чтобы я хоть как-то отличал своих от противников. Некоторые удивлялись: что это у нас за фирменный стиль — голышом бегать? Но не объяснять же, что в команде слепой! Кстати, баскетболом и сейчас увлечен — участвую в дружеских встречах закрытой актерской лиги вместе с Виктором Добронравовым, Марком Богатыревым и другими. Благо в одиннадцатом классе надел контактные линзы — величайшее изобретение медицины! Тогда выяснилось, что у деревьев есть листва и можно не блуждать в метро, где все написано таким мелким шрифтом.
Вальсировал я до этого как Бьорк в фильме «Танцующая в темноте». Партнерша сжимала мою руку, если видела, что можем налететь на другую пару: у нас была разработана целая система знаков...
Привела меня на танцы одноклассница Настя, с которой была взаимная симпатия. Думаю, хотела там чаще общаться. Но на первом же занятии мне понравилась другая девочка — Юля, только у нее уже был партнер. Три дня тренировался с Настей, а сам наблюдал за той парой — заметил, что часто конфликтуют. Подошел к учителю и попросил поставить меня с Юлей. Настя как умная девушка не подала вида, что ей обидно, но из секции вскоре ушла. А мы с Юлей протанцевали десять лет: помогали друг другу с костюмами, вместе радовались удачам и грустили из-за проигрышей. Ездили отдыхать в лагеря летом — не влюбиться мне было невозможно.
В последнем классе все написали свои желания на бумажках и бросили в бутылку. Хотели прочитать лет через пять, но разбили ее только полгода назад, на встрече выпускников. Оказалось, я написал: «Хочу жениться на Юле, люблю ее больше жизни!» Тогда еще не знал, что партнерша скоро сама влюбится и уйдет из танцев, оставив меня на паркете в одиночестве.
В отношениях уже накопилась усталость, и я даже больше переживал из-за того, что нам не хватило двух-трех месяцев до защиты на мастеров спорта — так и остались в кандидатах. Пострадало общее увлечение, ведь были серебряными и бронзовыми призерами на чемпионатах России. Я строил большие планы: хотел окончить Институт физкультуры имени Лесгафта и открыть свою танцевальную школу. После Юли сменил трех партнерш и ни с кем не станцевался. Красивые девушки, но на паркете важна психологическая совместимость.
Год ходил на занятия и упражнялся в зале один, чтобы не потерять форму, — на меня все смотрели как на долбанутого. В институт физкультуры в результате не поступил — думаю, у мастера спорта там было бы больше шансов. Тогда жутко расстроился, но сейчас понимаю, что все правильно: иначе не стал бы актером. И уже благодаря обретенной профессии в 2010 году участвовал в «Танцах со звездами», где мастерство мне преподавал ученик английского танцора Донни Бёрнса — кумира юности, чье имя писал в школьном дневнике и хотел быть на него похожим! Было приятно, что зрители вернули нас с Екатериной Трофимовой в проект, когда жюри выкинуло. В результате наша пара заняла четвертое место.
На проекте убедился, насколько Ксения Собчак душевный человек: она всегда была готова дать личную машину, если кого-то надо подвезти. Репетировали по ночам. Однажды в зал входит человек с пакетами, полными еды, Ксения говорит: «Ребята, вы голодные?» Взяла и обо всех позаботилась.
Не поступив в институт физкультуры, я завершил танцевальную карьеру, но совершенно не имел представления, куда податься. Видимо, режиссура была детской мечтой отца, потому что он предложил: «При институте культуры в Химках открылся колледж искусств, там набирают режиссеров». Мне показалось это интересным, к тому же я сам писал стихи и читал их девушкам.
При поступлении любовь к литературе пригодилась: в творческом конкурсе было задание сделать анализ своей пьесы. Я его не так понял и написал собственную пьесу, которую потом и анализировал. Получилась она довольно наивной, но с хорошей идеей: у человека есть деньги и друзья, а когда он обанкротился — все отвернулись. Первая реплика: «Хоть бы собаку завести, чтобы тапочки приносила», — вот такой я был глубокомысленный выпускник школы! Преподаватели обалдели и сразу меня взяли, хотя остальным студентам было по тридцать — тридцать пять лет. Они постоянно задействовали меня в отрывках, которые ставили. Однокурсники и заметили во мне актерские задатки: «Что ты все у нас играешь? Поступай в театральное!»
Решиться на этот рискованный шаг меня подтолкнула безответная любовь — самый лучший стимул, но это я понял только потом. Полгода безуспешно добивался однокурсницы, в результате она все-таки до меня снизошла — и вдруг резко прервала отношения. Сидел под ее окном, страдал, писал грустные стихи. Друзья объяснили: у нее появился другой. Тогда я вломился к ней в квартиру — открыл дверь с ноги: «Где она? А где он?» Подружки визжали, девушка заперлась в ванной. Я еще немного покричал и ушел, предварительно поставив выбитую дверь на место. Вскоре она вышла замуж, изящно совместив дату бракосочетания с моим днем рождения. Правда здорово?
А я, недоучившись последний год, отправился поступать в актеры и после экзаменов с гордостью сообщил однокурсникам по режиссуре:
— Ребята, меня берут сразу в три вуза — Школу-студию МХАТ, Щепкинское и Щукинское.
— Ну все ясно, Хабаров, — это по блату... — услышал в ответ от одного из них.
Было так обидно, я ведь с открытым сердцем, а не чтобы похвастаться! Но жизнь все расставила по местам: лет через семь снимался в главной роли в одном проекте — выхожу из вагона, поворачиваю голову, а в массовке тот самый однокурсник. Я его окликнул, мило пообщались... Спустя годы и та девушка вдруг оказалась в зрительном зале театра «Современник», где я служил после окончания «Щепки». Пришла увидеть меня на сцене — мы встретились после спектакля. Обида давно улеглась, и я был даже благодарен за то, что дала мне мотивацию: в результате нашел и свое призвание, и главную любовь всей жизни...
Из трех вузов, в которые поступил, я выбрал именно Щепкинское из-за мастера Виктора Ивановича Коршунова, который славился своими выпусками. Вручал студбилет мне Игорь Петренко. Друзьями по курсу из ныне известных актеров были Ваня Колесников, Саня Ильин, Аня Тараторкина — мы ездили друг к другу в гости, отдыхали все вместе на море. А поскольку у них именитые родственники, я иногда получал спонтанные мастер-классы...
Например свой первый отрывок, роль Юлия Цезаря, репетировал с Георгием Тараторкиным у него дома. Георгий Георгиевич накормил голодного студента, а потом сам вызвался помочь, я и мечтать об этом не мог! Был в таком восторге, что не понимал половины его слов, в голове стучало: «Это же тот самый Раскольников, попроси автограф!»
После репетиции рассказал Ане, посмеялись... Когда отошел от шока, все замечания Тараторкина вспомнил и усвоил, в результате получился хороший отрывок. К Ване Колесникову мы ездили на дачу в Тарусу, и дядя Сережа — его отец — пел с нами песни под гитару. Для простого парня из Балашихи это был совсем другой мир!