Возвращение
Героиня нового рассказа Екатерины Манойло, победительницы премии «Лицей» и финалистки «Ясной Поляны», отправляется на Дальний Восток, в суровый Магадан, чтобы исправить ошибки прошлого.
Сильва добиралась до поселка Штормовой самолетом, поездом, еще раз самолетом и автобусом. Выглядывала в иллюминатор, прислушиваясь к себе, откликнется ли что-то в душе на эти суровые виды. Охотское море с высоты напоминало болотистую лужицу. Ровный Магадан – микросхему, по впечатлению, неработающую. Бортпроводница в костюме, будто замоченном в синьке и ладненько высушенном, раздавала каждому пассажиру по улыбке. Всем одинаковые, как самолетный завтрак. Сопки из окна горбатенького автобуса выглядели как те же сизые облака над ними, только плотнее. Водитель, пропитанный соляркой и табаком, лениво следил за дорогой, словно не он ехал по ней, а она подскакивала и падала под колеса.
Теперь Сильва стояла на выходе из крошечного автовокзала на краю поселка, утопленного в распадке между пологих сопок. И высматривала такси, которых здесь, очевидно, отродясь не бывало. Она помедлила какое-то время, соображая, достать ли из чемодана куртку или тонкий свитер все же не даст ей замерзнуть. Замерзнуть! И это в августе. Сильва решила не рисковать, завалила чемодан на бок, корябнула застежку и вытащила ветровку болезненного зеленого цвета. Посмотрела на свое отражение в стене автовокзала, похожего на магазинчик-стекляшку. Челка прятала не только лоб, но и брови-ниточки и глаза. Сильва попятилась. Поймала себя в полный рост: про таких говорят «метр с кепкой, метр в полете, метр с вытянутой рукой». Сильва предпочитает другую поговорку: «Маленькая собачка до старости щенок». Она застегнула молнию на ветровке, проверила мелкие деньги в кармане джинсов, заправила шнурки под язычки кроссовок. Конечно, зря она надела белые. Ловко застегнула чемодан, взяла его за ручку и зашагала так, будто знала дорогу.
Мама говорила, что люди тут добрые, помогут обязательно. А если рассказать, что родители здесь жили, так встретят как родную. Но пока Сильва в туалете автовокзала взбивала челку, все потенциальные помогатели разъехались. Здание опустело, точно и не было никого.
Сегодня нужно найти место для ночлега, а вот завтра уже переговорный пункт, чтобы позвонить маме. Не забыть только про разницу часовых поясов, сейчас мама, наверное, спит.
Месяца за три до отпуска мать усадила Сильву на кухне для серьезного разговора. Она явно волновалась, нервно протирала одну и ту же ложечку, прятала глаза. Сильва испугалась: наверное, мама сейчас сообщит про какую-то страшную болезнь.
– Сильва, а ведь я детдомовская, – наконец сказала мать голоском тоненьким, как у ребенка. – В пять лет меня увезли с Колымы приемные родители.
Сильву отпустило, слава богу, не диабет и не сердечная недостаточность. Она знала за мамой небольшую, в общем-то невинную слабость. Работая секретарем-машинисткой в Союзе писателей, она любила потолковать с товарками про недуги, про народную медицину, перемыть кости врачам из литфондовской поликлиники. Но сегодня мама завела речь о другом.
– Настоящая моя фамилия Поляева, – смущенно проговорила она, покачивая длинными серьгами. – Помню немного: фамилию, название поселка и, кажется, речку, как же ее, Чоп-чик или Чек-чик…
Сильва не смела перебивать. Фамилию мать назвала простецкую, и это никак не вязалось с ее величавой статью, интеллигентной сединой, напоминающей нити люрекса, с ее холеными пальцами, на которых Сильва ни разу в жизни не видела облезлого лака.
– А еще лес! – мечтательно выдохнула мама. – Какой там лес, лиственницы пушистые, как цыплята, мхи – куда там персидским коврам! И тебя назвали в честь этого леса. Ты ведь знаешь, что означает твое имя? «Лесная».
Что за места! Таких ягодных сборов нет больше нигде на земле. Только ступишь с дороги, тут тебе и россыпи… И ты моя ягодка. – Мама вдруг посмотрела ласково-ласково, и глаза у нее стали будто две большие голубики.
– Мам, наш разговор… Ты ничего от меня не скрываешь? Может быть, проблемы со здоровьем? – обеспокоенно спросила Сильва.
– Нет! – Мама замотала головой так, что серьги – золотые шарики на цепочках – мягко стукнули ее по щекам.
Сильва покосилась на фотографию в рамке, с которой улыбался дед, орденоносец, знаменитый конструктор.
– Мама, – Сильва положила свои ладони поверх материнских, всегда холодноватых. – Скажи, раз ты детдомовская, твои мать и отец были алкоголиками? Их лишили родительских прав?
Мать отшатнулась, посмотрела на Сильву как на сумасшедшую.
– Матушка моя бедная родами умерла, – медленно проговорила она, – папа один растил меня, оберегал… Он был хорошим человеком.
Сильва поправила криво стоявшую салфетницу только потому, что надо было занять руки, и посмотрела на портрет маминых родителей, написанный со старого снимка. Подарок маме, с которого началось увлечение Сильвы генеалогией. Неужели это не родные люди? Теперь понятно, почему мама так неохотно делилась воспоминаниями о своем детстве и родственниках. А ведь Сильве казалось, что ее нос, узкий, с небольшой горбинкой, как раз достался ей от дедушки.
– Когда наш поселок переселяли, постепенно дома отключали от жизни.
– Мама выудила из кармана тоненькую расческу и провела ею по редеющим волосам.
– Нам раньше времени отрезали батареи, отец тогда и заболел. С температурой слег и сгорел от пневмонии.
– Ты только сейчас это вспомнила, мам? – Сильва поерзала на краешке табурета.
– Всегда помнила, хоть и ребенком была тогда. И вот всю жизнь я собиралась поехать к своим на Колыму, но то учеба, то работа, потом тебя растила… Настоящие мои родители лежат там… в мерзлой этой земле, и я ни разу их не навестила. – Мама всхлипнула, промокнула покрасневшие веки льняной салфеткой. – Ты бы съездила…
Мама быстро поднялась, взяла с холодильника и протянула Сильве потрепанный, будто много раз промоченный и высушенный документ. Сильва вчиталась: справка о реабилитации Поляева В. В. Значит, это ее настоящий дед. Похожа ли мама на него? А сама Сильва? Настоящего деда сложно представить по фамилии и инициалам.
– Фотографий родителей не сохранилось? – осторожно спросила она.
– Какие-то альбомы были, я их смутно помню. – Мама потерла тонкими пальцами висок. – Но ты представь: квартира вымерзла, меня добрые люди нашли возле мертвого отца, закутали во что придется и сразу увезли.