Валерий Печейкин: «Женщины – самая эмансипированная половина общества с наиболее высокой энергией»
«Человек без имени» – так называется новый спектакль «Гоголь-центра» по пьесе современного драматурга Валерия Печейкина. Накануне премьеры он рассказал GRAZIA, что думает о смерти театра, уходе Кирилла Серебренникова, войнах на Facebook и истинном предназначении женщин.
GRAZIA: Валерий, расскажите про центрального героя спектакля «Человек без имени». Почему именно Владимир Одоевский? И почему в главной роли Никита Кукушкин?
ВАЛЕРИЙ ПЕЧЕЙКИН: Идея поставить спектакль о нем пришла к Кириллу Серебренникову, когда он посетил выставку, посвященную князю Одоевскому, в Музее Москвы. А так как Одоевский – фигура противоречивая и непростая, полагаю, Серебренников решил, что из артистов «Гоголь-центра» эта роль больше всего подходит такому харизматику, как Никита Кукушкин. Ну а потом Серебренников обратился ко мне как к человеку, который уже работал с литературным и биографическим материалом. А я очень люблю, когда мне предлагают материал. Особенно потому, что у меня всегда возникает с ним сопротивление. Вот в случае с князем Одоевским у меня такое сопротивление возникло, когда я понял, что мы похожи и нам нравятся одни и те же вещи.
GRAZIA: Какие, например?
В.П.: Он любил Бетховена и еду – это абсолютно про меня. Я тоже люблю этого композитора и поесть. Вот только что вставал на весы, и они мне показали страшную цифру. Про похожих людей, на самом деле, говорить трудно, с ними вступаешь во внутренний конфликт. Мне поэтому фигура князя поначалу не понравилась. Все, что я о нем читал, вызывало у меня возмущение.
GRAZIA: В описании постановки есть формулировка, что Одоевский «незаслуженно забытый автор». Не удивлюсь, если эту фамилию впервые услышат некоторые наши читатели и ваши зрители. Как вы думаете, почему одни авторы у нас до сих пор невостребованны, а юбилеи условно Гоголя с размахом отмечаются каждые пять лет в каждом сельском музее каждого города России?
В.П.: Отчасти мы живем в культуре, которую в 30-х годах прошлого века создал Сталин, и в целом это советский взгляд на культуру. Понять это легко и просто, если знать, что во многих российских городах есть улица Одоевского, но это не Владимир Федорович Одоевский, это его родственник – поэт-декабрист Александр Одоевский. Это важно: человек, про которого мы делаем в «Гоголь-центре» спектакль, не получил улицу своего имени, а его родственник, декабрист и революционер, получил именно из-за биографического момента. Так советская власть и Сталин определили, что у нас лучшие и талантливейшие, как правило, – это поэты, писатели и композиторы, которые ярко участвовали в общественной жизни. У Одоевского никаких ярких биографических событий и тем более участия в революции не было, поэтому сегодня нужно объяснять, о каком именно Одоевском мы рассказываем.
GRAZIA: Вы берете за центрального персонажа спектакля не самого известного массам человека. И это в постковидные времена, когда театрам пророчат скорую смерть. У вас таких опасений нет?
В.П.: Ну, судя по тому, что я вижу, если театр хороший, он точно жив. Мы так же можем пророчить, что личные встречи между людьми прекратятся. В этом, вероятно, и есть какой-то смысл: я, например, благодаря карантину понял, что огромное количество встреч можно проводить по телефону. Но есть такие, которые по телефону провести нельзя, потому что они имеют символическое значение физического присутствия. Театр, храм или секс пока нуждаются в физическом присутствии. Но из-за ковида плохого театра и секса будет все меньше. В плохие люди, наверное, станут ходить меньше, а хорошие – как посещали, так и будут, и даже больше. Кстати, забавная вещь: в изначальной идее пьесы, которая пришла ко мне еще до пандемии, Одоевский был показан как человек домашний. Он много времени проводит дома один, философствует, рассуждает, музицирует, а еду ему привозит посыльный. Этой фабулой я поделился со своими коллегами за месяц до появления коронавируса. Они сказали, что