«Веселиться и делать доброе»
Когда после долгих мытарств Савелий Крамаров эмигрировал из СССР, кто-то пустил шутку: «Ну вот, началась утечка мозгов…» Ирония была в том, что за популярным киноартистом прочно закрепилось амплуа, мягко говоря, простофили. Крамаров был в нем настолько органичен, что зрители полагали, что и сам актер, вероятно, недалеко ушел от своих персонажей.
Савелий должен был стать юристом, как отец. Виктор Савельевич Крамаров, родившийся в 1900 году в городе Черкассы Киевской губернии, окончил в 1924 году юридический факультет университета в Киеве. Несколько лет работал там в прокуратуре, а в 1928 году был переведен в Москву, в коллегию защитников при Мособлсуде, где занимался адвокатской практикой, и быстро стал весьма популярным в столице адвокатом. Когда он женился на Бенедикте Соломоновне Волчек, которую все звали Бася, и в 1930 году у них родилась дочь Таня, семье адвоката дали, как тогда говорили, «жилплощадь» – комнату в коммунальной квартире. В этой комнате на 2-й Мещанской улице 13 октября 1934 года появился на свет их второй ребенок, сын Савелий.
Виктор Савельевич, чтобы прокормить семью, перешел на работу юрисконсультом, но от адвокатской практики не отказывался. За что и поплатился – решился защищать одного героя Гражданской войны, объявленного врагом народа. Савелию было всего 4 года, но он хорошо запомнил, как в их крохотной комнатке появились люди в фуражках, да так много, что понятым – соседям по квартире – пришлось тесниться за порогом. Стояли они безмолвно, не выражая ни злорадства, ни сочувствия. Подписывали, не глядя, протягиваемые им бумаги – протоколы обыска.
26 мая 1938 года Особым совещанием при НКВД Виктор Крамаров был осужден к восьми годам лагерей по печально известной 58-й статье Уголовного кодекса РС ФСР – за контрреволюционное преступление. Не принято тогда было защищать тех, кого объявляли врагами народа. Наказание отбывал в лагерях Дальстроя. По отбытии срока Крамаров-старший проживал в городе Бийске Алтайского края, работал юрисконсультом в конторе по заготовке зерна. В Москву он не имел права возвращаться и семью свою больше не видел, хотя, по одной из семейных легенд, Бася однажды приезжала к нему в лагерь вместе с детьми. Савелий этого не помнил, вспоминал только, что писал отцу письма, рассказывал, чуть привирая, о своих успехах в школе и о том – тут врал безбожно, – что дома все хорошо.
Бенедикта, которая как ЧСИР, «член семьи изменника родины», вмиг осталась без работы – она была экономистом, – не выжила бы с маленькими детьми, если бы не помощь близких и прежде всего брата, Леопольда Соломоновича Волчека. Лео с женой Марией первыми из родственников появились в разгромленной каморке, положили на уголок стола деньги – хоть как-то поддержать Басю. А брат помог ей устроиться копировщицей в проектный институт, где работал сам. Зарплата была крошечной, все понимали – выжить на эти копейки невозможно, поэтому между родственниками было составлено расписание – в какой день к кому из них приходить детям Баси обедать. Если к этому добавить, что вскоре началась война, то можно представить, в какой нищете и отчаянии, несмотря на помощь родных людей, жили Крамаровы.
Среди одноклассников Савелия и друзей по двору таких, как он, оставшихся без отцов, было много. Но даже они считали его чужим. Еврей. Рыжий. И еще у него был врожденный дефект глаза, толщинка какаято неправильная на веке. Глаз косил. Понятно, приятели сразу же окрестили парня – Косой. Когда Сава слышал это обращение, он белел и бросался на обидчика или на обидчиков – число не имело значения. Во дворе за ним закрепилась слава хулигана, в школе – клоуна. Поставить постоянно шкодившего парня в угол? Он там такие рожи строил – класс умирал от смеха. Выгнать с урока? Его вообще тогда не найти – сбежит из школы. В старших классах на него просто махнули рукой – не нашлось преподавателя, сумевшего подобрать к нему ключик. Единственным человеком из своего детства и юности, кого он вспоминал с благодарностью, была соседка тетя Дуся. Родом она была из деревни, в столице очутилась, спасаясь от голода.
Но именно она, работавшая билетером в кинотеатре, стала для пацана духовным просветителем. Кинотеатры в те годы всегда были набиты битком, очереди в кассу – сумасшедшие. Билеты хоть и недорогие, но и на них нужны деньги. А тетя Дуся своего соседа пускала так, без билета. Фильмы после войны были в основном «взятые в качестве трофеев при разгроме немецко-фашистских захватчиков», как обозначалось в титрах. Но почему-то среди трофеев было не так много немецких фильмов, а в основном американские, да и вообще лучшие фильмы со всего мира. «Тарзан», например. Четыре серии этого фильма в советском прокате растянули на два года. Два года все пацаны СССР, включая и Савелия Крамарова, болтались на веревках-тарзанках, развешанных по деревьям.
После войны сестру Таню забрали к себе родственники из Львова – Савелий заболел туберкулезом, и мать опасалась, что дочь тоже заразится. За себя Бася не боялась. Когда ее мужа вновь осудили по старому же делу, и он, потеряв надежду на освобождение и встречу с семьей, 28 марта 1951 года покончил с собой в Туруханске, она, похоже, почувствовала, что ей недолго осталось.
Через пару месяцев после смерти отца не стало и мамы Баси. Савелия, который сутками не отходил от матери в больнице, выгнали из палаты, чтобы он хоть немного выспался. Пришел на следущий день – сказали: сердце не выдержало. Обычный диагноз много страдавшего человека. Савелию было 16 лет, когда он остался один. Чтобы как-то продержаться, разделил свою комнатку в коммуналке ширмой и сдал угол какому-то приезжему.
Время подходило к окончанию школы. Хоть учеба и шла через пень колоду, лишить сироту аттестата у преподавателей не хватило сил. А аттестат – это возможность поступить в институт. Он мечтал стать юристом, как отец, хотел доказать, что тот ни в чем не виновен. Родственники отсоветовали. Хотя какая-то сердобольная женщина в паспортном столе, не спрашивая у Савелия разрешения, вписала в его первом паспорте в графу национальность «русский», но как у сына «врага народа» шансов поступить на юридический факультет у него не было. Лесотехнический институт родственникам Савы показался и привлекательным, и доступным. Решающим аргументом стало: «Лесной воздух полезен для легких». Для легких – возможно, но для души… Сава потом хвалился, что за время учебы не раскрыл ни одного учебника. Да и на занятия ходил редко. Болтался по улицам, дышал свежим воздухом.
Во время одной из таких прогулок Сава увидел толпу, собравшуюся у ограждения, милицию. Решил, вспоминал он, что кого-то сбила машина. «Не по-настоящему, – пояснила старуха. – Кино снимают». Сава так и застыл с раскрытым ртом у веревки, отгораживающей съемочную площадку, на которой машина уже в десятый раз якобы наезжала на женщину. Режиссер, увидев изумленного Саву, тут же предложил ему сыграть в массовке. Нужно было изобразить испуг. Тот сказал, что он, конечно, может испугаться, если будет чего. И когда на него в первый раз в жизни «наехала» камера, он действительно испугался. Сняли один дубль, Сава снова ушел «в народ», так и не успев стереть с лица изумление, потому что к нему тут же подбежал человек, попросил расписаться на листке и вручил три рубля. Получалось, что служить искусству ничуть не хуже, чем дышать свежим воздухом в сосновом бору. Польза, по крайней мере, не меньшая.