Фемида против Бахуса: всемирная история борьбы с алкоголем
Цивилизация боролась с алкоголем подлостью, хитростью, мечом и законами, но спирт все пережил. Как только у него это получается?
Когда Адам и Ева полезли нарушать запреты, они, надо полагать, не понимали, что из этого выйдет. Откуда? Ведь дерево познания добра и зла стояло еще совсем нетронутое. Бремя разумности, свалившееся на гомо сапиенс, лишь на первый взгляд кажется бесспорным благом.
А между тем любой нейробиолог подтвердит, что развитый мозг — это очень дорогостоящая и утомительная роскошь. Хуже павлиньего хвоста. Мозг, этот жалкий комочек клеток, весящий не больше 2% от нашей массы, лопает 20% нашей энергии. А когда активно думает, то и все тридцать может потребить.
Хуже всего то, что сознание почти не умеет оставлять нас в покое (если, конечно, исключить всякие крайности типа не приветствуемого законом использования бейсбольной биты не по назначению). Даже во сне мы интеллектуально активничаем так, как не снилось ни одному другому млекопитающему. И неудивительно, что человек всю свою историю искал возможности иногда, пусть на краткий срок, избавляться от бремени разумности.
И долго искать не пришлось. Очень многие животные любят есть перебродившие плоды. Они им кажутся сладкими, спиртовые запахи — привлекательными, ферментированная мякоть перезрелой ягоды может показаться удобоваримой даже чистому хищнику.
Мы не знаем, что говорят друг другу, проснувшись поутру, похмельные вороны, но можно предположить, что наш первый предок, повечерявший пьяными вишнями, сказал «Эврика!» за несколько миллионов лет до Архимеда.
Потому что алкоголь оказался великолепным лифтом вниз по эволюционной лестнице. Он замедляет работу нейронов, изменяет активность кровообращения, искажает информационные потоки от рецепторов к коре. Он делает нас глупее, понижает критичность нашего восприятия, замедляет реакцию и рушит психологические барьеры. И чем больше мы пьем, тем глубже скатываемся по этой лестнице и вполне способны упиться до состояния ланцетника.
Но даже при минимальных дозах потребления мы все равно немножко деградируем. Нам начинают казаться смешными тупые шутки. Мы восторженно отдыхаем всеми доступными нашей физиологии способами, хотя смутно понимаем, что мы завтрашние будем очень недовольны нашим нынешним поведением.
Борьба социума с алкоголем — вещь естественная и неизбежная. Социум тоже организм, и ему тоже нужно выживать, поэтому все, что сводит с ума его составные элементы, он пытается выжить из окружающей действительности.
В «Золотой ветви» Фрэзера приводится больше сотни примеров табу, связанных с употреблением опьяняющих напитков у примитивных народов. У многих культур правом на опьянение вообще пользовались только жрецы — пифии и шаманы, всем прочим смертным предписывалась абсолютная трезвость. И тем не менее нет и не было на Земле хоть сколь-нибудь длительное время общества трезвенников.
Греки упивались вином, хоть и смешивали его, по крайней мере в начале пирушки, с водой. Египтяне и вавилоняне потребляли столько пива, что, по свидетельству Геродота, «их отхожие места пропахли этим напитком». Китайцы гремели чайниками, разогревая свое рисовое высокоградусное пойло. Власти и жречество пытались запрещать и урезонивать. Кары за пьянство иногда были чудовищными.
В середине XIII века до нашей эры в одном из царств будущего Китая принимается закон: все виноделы должны покинуть страну за тридцать дней, оставшиеся будут сварены заживо в столь почитаемом ими напитке, а прочим жителям, уличенным в употреблении вина, просто отрубят голову (правда, император, придумавший все это, недолго продержался на троне). Законы Дракона (Греция, VII век до нашей эры) также полагали необходимым казнить тех, кто «на улице выглядел как пьяный либо уличен был в пьянстве своими родственниками».
В Индии законы Ману решительно осуждали любые одурманивающие снадобья, в том числе и вино — оно с оговорками позволялось лишь самым низшим кастам, поскольку «соответствовало их животной сути». Чем сильнее становилось государство, тем агрессивнее оно преследовало пьяниц.
А потом эта борьба закончилась, и спасибо за это нужно сказать…
С крестом и бутылкой
…правильно! Иудаизму и особенно христианству! Двум религиям, в которых алкоголь не просто разрешен, а является важным элементом многих религиозных обрядов. В которых добрые слова о виноградных гроздьях, превращающихся в прекрасный напиток, встречаются чуть ли не на каждой странице священных книг, продиктованных непосредственно Всевышним.
Дайте сикеру погибающему и вино огорченному душою;
пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит
больше о своем страдании.
(Притчи 31:6-8)
В христианстве же употребление вина разрешил сам Иисус, который мало того, что пил его сам и превращал в него воду, но и сообщил, что после определенных магических ритуалов вино становится его кровью. Поэтому верующим рекомендуется заниматься вампиризмом, поглощая эту кровь и соединяясь таким образом с Христом.
На полторы тысячи лет антиалкогольной кампании настала крышка. И если иудеи все-таки пили более или менее умеренно, за исключением кое-каких календарных праздников, например Пурима, когда религия предписывает им надираться вусмерть, то христиане стали воспринимать винопитие как своего рода религиозную доблесть.
Нет, конечно, борцы за трезвость существовали всегда. Уже апостол Павел гневно пообещал пьяницам кукиш с маслом вместо Царства Божьего, а воспитанный на греческих стоиках Блаженный Августин и вовсе резко высказывался о тех, кто «пьет в меру или не в меру — а всё теряет ум свой в опьяняющей влаге». Но в целом стоит признать как факт, что великая христианская цивилизация была построена хронически пьяными людьми.
Не пили многие еретики. Иудеи не пили «доброго христианского вина, а только пойло, приготовленное по их жидовским меркам». Не пили магометане. А посему каждый, кто отвергал кубок доброго бургундского, считался человеком подозрительным. Медицинские трактаты восхваляли целительные свойства вина (тот же апостол Павел хоть и ругал пьяниц, а все-таки рекомендовал принимать вино как средство для укрепления здоровья), вино полагалось давать кормилицам, хилым младенцам, женщинам в родах «для смягчения мук Евиного проклятья»).