Федор Бондарчук — о новом российском кино, технике и Александре Петрове
Кинокритик Ярослав Забалуев узнал у режиссера, ставшего героем декабрьского номера журнала «РБК Стиль», как он оценивает уходящее десятилетие и чего зрителю не хватает в российском кино.
Уходящее десятилетие ознаменовало для Федора Бондарчука почти вертикальный взлет. Он окончательно закрепился в качестве едва ли не единственной настоящей русской кинозвезды — в голливудском смысле. Его имя в титрах или лицо на афише — гарантия если не бешеной кассы, то как минимум повышенного интереса. В режиссерской же ипостаси Бондарчук замахнулся на создание ни много ни мало собственной киновселенной. Открыла эту новую территорию картина «Притяжение», ставшая кассовым рекордсменом и доказавшая, что Чертаново — это очень серьезно (по словам прокатчиков, на юге Москвы фильм о визите пришельцев пользовался особой популярностью). 1 января на экраны выходит «Вторжение» — второй фильм его авторской вселенной, который позволит зрителю расширить представления об этом чудном новом мире. Кроме того, совсем недавно Федор Бондарчук снял свой первый сериал под названием «Псих», главную роль в котором сыграл другой герой русской культуры — режиссер Константин Богомолов. Проще говоря, сложно найти в русском кино человека, который лучше смог бы подвести итоги десятилетия — как личные, так и глобальные.
— Сейчас конец десятилетия, все подводят итоги. Вы как-то чувствуете конец эпохи, торжественность момента?
— Торжественность ли это? Страх ли перед новым десятилетием, интерес ли к нему, растерянность? В моем случае это, наверное, интерес. Мир меняется на глазах очень быстро.
— Вы же помните, каким было российское кино десять лет назад? А какое оно сейчас?
— Десять лет назад — это, получается, какой год? 2009-й? 2009-й — это такой момент расцвета новой российской киноиндустрии. Все сложно, все очарованы первыми успехами у зрителя, напомню, что до этого десять лет практически не было никакого кинопроизводства. Для меня начало новой российской киноиндустрии и, конечно, проката — это фильм Владимир Хотиненко «72 метра» 2004 года. Его показывали на экранах — до этого момента кино толком негде было даже увидеть. Я прекрасно помню рекламу на Первом канале: «Нас посмотрели 700 тыс. человек». Это было просто потрясающее ощущение. Потом вышли «Турецкий гамбит», «9 рота», «Дозоры» — 30-процентная доля российского кино в общем бокс-офисе. Все были очарованы, говорили, что вот сейчас мы попытаемся вернуть кино на экраны, а зрителя в кино.
— Можете как-то сравнить с тем, что сейчас происходит? Что за десять лет произошло?
— Много чего произошло, на самом деле. Для меня важно, что появились новые имена — среди режиссеров в первую очередь. Я говорю и про Кантемира Балагова, и про недавний успех на «Кинотавре» дебютанта Бориса Акопова с «Быком», это все-таки совсем новое поколение. С другой стороны, появились компании, которые могут работать на мировом уровне в технологическом смысле, их немного, но они есть. Я очень горжусь тем, что пересекаюсь с ними в работе. Ну и появились новые площадки, диджитал-платформы. Тебе не нужен дистрибьютор, не нужен, в принципе, продюсер. Отсчет десятилетия, как мне кажется, надо веcти от дня, когда Жора Крыжовников выложил в YouTube эту свою «коротышку» (короткометражный фильм. — «РБК Стиль»)…
— «Проклятие», да?
— Конечно, «Проклятие». Об актере Трибунцеве заговорили все и о режиссере заговорили. В одну секунду они стали невероятно востребованы. У всех появилась фантастическая возможность, минуя посредников — продюсеров, дистрибьюторов, телеканалы, — заявить о себе. Я помню это утро, когда включил телефон и у меня все было в ссылках на YouTube. Это был новый этап в жизни и развитии кино, во взаимоотношениях со зрителем. Кроме того, за эти десять лет ушла пленка, а в индустрии появились новые профессии и направления.
— Вам жалко, что пленка ушла?
— Жалко. Я прекрасно помню, как при подготовке к «Сталинграду» увидел первые тесты изображения и понял, что мы будем снимать на цифру и вот прямо сейчас настает момент прощания с пленкой, было грустно.
— Но Тарантино тем не менее продолжает снимать на пленку.
— Была бы у меня возможность — конечно, я бы снимал на пленку. Это совершенно другая организация. Сейчас ты включаешь камеру и работаешь с актером — насколько тебе хватает карты памяти. Все-таки пленка по-другому организует, это совершенно иное пространство, иное распределение — я сейчас и с актерской точки зрения сужу. Вот мы с вами можем часа два-три проговорить, а потом смонтируем пять минут, материала точно хватит. Александр Николаевич Сокуров рассказывал, как он хотел снять весь фильм «Русский ковчег» одним планом, а пленка этого не позволяла, тогда он придумал технологию: во время его путешествия по Эрмитажу за оператором ходил ассистент с большим цифровым рекордером, что давало возможность снять один непрерывающийся кадр.