Эскалация конфликта: как холодные гражданские войны становятся «горячими»
Роль насилия в российской политике возрастает, конкурирующие фракции во власти и вне ее все активнее борются за удержание инициативы и контроль над повесткой. Это — классический механизм радикализации, считает член Комитета гражданских инициатив Александр Рубцов
Политический процесс в России переходит в новое качество — это уже становится общим местом. Менее ясно, в чем именно состоит эта новизна, насколько необратимы перемены и чем чревата их дальнейшая эскалация. Даже воскресные события в Москве, Санкт-Петербурге и других городах еще могли показаться чисто количественным наращиванием жестокости силовиков и концентрации спецтехники. Но сейчас понятно — что-то меняется кардинально.
«Все складывается не в пользу протестующих»: что пишут иностранные СМИ о приговоре Навальному и акциях в его поддержку
Политика телесности
В холодных войнах любые сколь угодно острые конфликты не доходят до прямых боестолкновений, хотя и подразумевают их как угрозу. Холодная война СССР и Запада проходила под знаком ядерной опасности: кнопка «микрофон» была нажата, а кнопка «пуск» — переведена в ждущий режим. Однако все меняет даже резкое ограничение регулярных взаимодействий. Когда оппонент переходит в статус врага, финал начинает мыслиться только как окончательная победа с полной и безоговорочной капитуляцией противника. В публицистике это называется «полемика на поражение». В холодных гражданских войнах все то же самое.
Однако чистая бесконтактность характерна лишь для идеальных противостояний. Переходные и гибридные формы уже допускают физическое воздействие — в той или иной мере.
Холодная гражданская война как таковая разразилась не в Союзе конца 80-х, а скорее в России 90-х. Стояние у Белого дома в 1991 году уже было связано с реальными опасениями за собственную жизнь, однако даже в самом ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению) еще оставалось что-то опереточное, как в дрожащих руках Янаева (глава ГКЧП Геннадий Янаев). Агрессивная риторика внутреннего конфликта по-настоящему зашкалила только с началом ельцинских реформ, но зато сразу исчерпала весь арсенал политических оскорблений и инвектив (инвектива — обращенное к кому-либо резкое обличение, сатирическое осмеяние, устное или письменное. — Forbes). Резервных эпитетов на случай прямой и реальной внешней агрессии не осталось: «фашисты» и «оккупанты» были уже тут, в Кремле и на Старой площади, и война против них была объявлена народной и священной. В связи с 90-летним юбилеем Бориса Ельцина не мешает напомнить, что тогда все эти выкрики, обращенные к «братьям и сестрам», транслировались центральными СМИ.