«Политическое государство не может само быть Абсолютом»
Мы продолжаем нашу ревизию института под названием «государство». Наш второй собеседник — философ, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Артемий Магун. Он считает, что государство безусловно должно быть, но только мировое, а не национальное
Мы продолжаем нашу ревизию института под названием «государство», которое обсуждается сегодня не иначе, как в связи с кризисами современности (первую беседу, с Владимиром Плигиным, см. «Старые системы ушли, начинают организовываться новые системы, они захватят весь земной шар», № 43 за этот год).
Наш второй собеседник — философ, политический теоретик, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Артемий Магун.
По его мнению, все разговоры о ненужности государства в век глобализации и международных институтов оказались ошибочными. Особенно в свете политики, которую проводят сегодня Китай, Россия и Турция. Однако он также полагает, что будущее государства — избавление от привязки к национальным границам и создание по-настоящему универсальной и глобальной структуры. Иными словами, именно мировое государство будет отвечать подлинному смыслу понятия «суверенитет» и сможет ответить на те глобальные вызовы, с которыми человечество столкнулось сегодня.
— На протяжении истории мы видим, как государство постепенно вбирало в себя самые разные функции. Если применить грубую схематизацию, то можно выделить четыре основные: военная, правовая, социальная и идеологическая. На ваш взгляд, сегодня государство все еще выполняет все эти четыре функции?
— На самом деле начиная с 1990-х годов активно ведется разговор о том, что государство якобы отступает и слабеет, делегируя эти функции «вниз» — обществу или, наоборот, «наверх» — на уровень международных институтов. И, как правило, приводят два аргумента. Первый, описательный, утверждает, что происходит это в свете глобализации, а второй, нормативный, связан с подъемом идеологии неолиберализма, который предполагает, что функции государства вообще должны быть сильно ограничены и в пределе сведены к единственной функции «ночного сторожа».
И действительно, в 1990-е и 2000-е годы на эту тему много было написано в триумфальных тональностях. Дескать, смотрите, государства и правда становится меньше в нашей жизни и есть неумолимый прогресс цивилизации, который сделал людей настолько сознательными, что государство им уже не нужно. Но затем выяснилось, что такой образ мира очень многим не нравится, а в 2010-е годы оказалось, что никакое государство никуда не уходит.
— В чем конкретно это выразилось?
— По всем вашим четырем функциям. Посмотрите на роль государства в преодолении кризиса 2008 года. Посмотрите на проблемы миграции, которые заставляют Евросоюз выстраивать крепость на границах, на меркантилистскую политику Трампа, на растущий национализм, на мировую политику в условиях нынешней пандемии. На незападные страны.
— Но почему, если еще в середине прошлого века считалось, что государство — это наивысшая форма человеческой организации, то уже к концу века отношение к государству так сильно изменилось, что все стали искать признаки его ветшания?
— Это вопрос о корнях неолиберализма. Обычно теоретики неолиберализма, такие как Дэвид Харви, писали, что к концу 1970-х годов произошел своеобразный заговор крупной буржуазии. Тогда как раз наступил мощный экономический кризис, который показал, что прежняя кейнсианская система не работает, и были пересмотрены Бреттон-Вудские соглашения, лежавшие в основе послевоенной капиталистической экономики.
Необходимы были экономические реформы, и на тот момент было несколько направлений, которые обсуждались. Однако поскольку бизнесмены и люди, близкие к ним, имели очевидные рычаги влияния, они сумели пролоббировать такие решения, которые перераспределяли мировое богатство в пользу высшего класса. Но, кстати, сделали они это относительно «демократическим» путем — за счет того, что к власти через выборы пришли определенные группы людей.
При этом стоит добавить, что сама идеология неолиберализма хорошо легла на существовавшие тенденции децентрализации. Скажем, англо-американское общество всегда тяготело к определенной анархической риторике и особенно сильно потянулось к этим идеалам в ситуации холодной войны. Тогда децентрализационная, «плюралистическая» риторика Соединенных Штатов во многом стала выполнять ложные идеологические функции: дескать, США — это такая страна, где государство очень слабое, а регионы (штаты) и частные акторы — сильные, и поэтому все процветает.
— Разве это не так?
— На самом деле, конечно, нет. В США мы имеем дело с огромной империей, которая по главным вопросам де-факто унитарна и к тому же является страшной военной машиной. Да и важнейшие технические порывы совершаются там при поддержке государства.
Конечно, в США много крупных и могущественных частных игроков, но они всегда выступают единым фронтом, как только речь заходит о национальных интересах США. К примеру, если посмотреть на ту же «Нью-Йорк таймс», то понятно, что она занимает специфическую внутриполитическую позицию, глубоко партийную, многими не разделяемую, однако по самым важным национальным вопросам это позиции, грубо говоря, американского империализма. Хотя никто ее специально не заставляет этого делать.
Кроме того, опыт той же иракской войны, где большую роль сыграли именно частные акторы — представители частных военных компаний, показал, что и здесь не работает логика ослабления государства. Вспомним традиционную американскую тактику, когда заключается союз с локальными партизанами, которые за американские деньги начинают воевать там, где укажут, и так, как укажут. И происходит это совсем не потому, что американское государство в кризисе. Просто США, будучи гегемоном, осуществляли эту политику, скажем так, интеллигентно, так что создавалось впечатление, что действует не сама Америка, а некий «международный разум» и государство отступает на второй план.
И в 2000-е годы эту двусмысленность в отношении государства заметили власти России. Тогда Россия вслед за Китаем взялась за усиление своей государственности. К ним потом присоединилась и Турция — очень важный региональный гегемон. Так что сегодня эти три страны с точки зрения господствующей международной доксы — своеобразные еретики.
Как возможна независимость при глобальном капитализме
— Чем они руководствовались? Положим, мы поняли, что глобализация — это плохо. Но как вернуть свою независимость в условиях мира, который все же движется к глобализации?
— Скажу сразу, что лично я довольно критически отношусь к тому, как именно это стало осуществляться в России. Можно было как-то нежнее действовать. Но понимая, какие люди и с каким складом ума взялись за эту задачу — «спасение государства», — в целом можно понять и их основные интуиции. Они действовали из двух соображений.
Во-первых, довольно быстро стало очевидным, что глобальный порядок на самом деле работает не одинаково в интересах всех. Что он все равно связан с определенным влиянием со стороны Запада, пусть и работающего в рамках «мягкой силы». И во-вторых, оказалось, что государство на самом деле все еще сохраняет мощные рычаги влияния. Пример США — явное тому подтверждение.
И тогда «условный Путин» принимает решение вернуть государству то, что называется суверенитетом, по лекалам шестнадцатого века — через монополизацию власти. Причем задача состояла в том, чтобы реальная власть в пределах страны опиралась именно на правовую власть, то есть была выстроена на публично-правовой процедуре — центральный момент для любой государственности.
В итоге власть была выстроена как симбиоз публичных и приватных, формальных и неформальных институтов. Она опиралась на целый ряд разных игроков. Некоторые из них — это просто частные корпорации. Другие — полуподпольные патрон-клиентские группировки. Однако за счет применения силовой функции удалось выстроить такую систему, где государство доминирует над всеми этими частными игроками.
И, на мой взгляд, проект этот получился очень успешным. Да, ценой такой монолитной государственной власти стало скатывание в авторитаризм, но этот авторитаризм оказался в известной степени логичен, потому что нужно было искусственно делать то, что Америка делала естественно.
— Тем не менее разве этого проекта, осуществленного у нас, достаточно с точки зрения построения государства? В тех же США государство — это не только про то, чтобы доминировать над всеми публичными и приватными игроками. Да и в двадцатом веке государство, например, стремилось найти идеологическую рамку, чтобы дать общественным силам позитивный вектор. Заботилось, например, о том, чтобы люди выходили на достойную пенсию.
— Государство — это всегда некая задача, идеал интеграции, и, конечно, этот идеал не достигнут. Наше государство действительно пока не достигает всеобщей формы законности, так как основано на полуфеодальном праве на распределение монопольной ренты. И в этом смысле США — более зрелое и разумное государство, чем Россия.