Кризис, предопределенный жадностью и близорукостью
Известный англо-американский историк и экономист Адам Туз — о причинах и последствиях кризиса 2008 года для мира в целом, для США, Европы, России, Украины и многих других стран
Книга известного англо-американского историка и экономиста Адама Туза, посвященная кризису 2008 года, вышла в Америке в 2018-м, как раз к его десятилетию, а на русском языке — в этом году, как раз к началу нового кризиса, многие события которого уже стали напоминать события десятилетней давности. Так что она представляет не только исторический интерес, но и может стать полезным пособием для понимания нового кризиса, тем более что объяснение сложных финансовых концепций в ней сочетается с масштабной картиной потрясений, охвативших весь мир, и повествованием, прослеживающим предысторию и разрушительный путь кризиса по всей планете (наряду с подробным описанием событий экономической и политической жизни в США и Европе в книгу включены главы о России, Украине, Китае и Юго-Восточной Азии). Ее уверенно можно назвать энциклопедией величайшего кризиса в современной истории. Если только кризис 2020 года не перехватит звание величайшего.
Жертвы алчности
Первое, на что обращает внимание Туз: рынки и эксперты долгие годы были слепы к проблемам, которые в результате привели к кризису. Одни видели угрозу в гигантском дефиците бюджета и огромных долгах Америки, которые резко увеличились в результате снижения налогов администрацией Джорджа Буша-младшего и одновременного увеличения расходов после 11 сентября 2001 года. А других беспокоило то, что главным иностранным кредитором Америки является Китай, от которого, как они считали, исходит потенциальная угроза распродажи американских обязательств. Однако причиной краха стали не американские долги и не гипотетическая китайская распродажа американского долга, а обвал на Уолл-стрит, вызванный токсичными субстандартными ипотечными кредитами, специфическим «порождением западного капитализма».
Причем Туз акцентирует внимание на том, что этот кризис стал проблемой всего «западного капитализма». Дело в том, что, когда кризис начался, многие увидели в нем только американскую проблему. В сентябре 2008 года министр финансов Германии Пер Штайнбрюк заявил, что кризис сосредоточен в Соединенных Штатах, а позже объяснил его тем, что американская идеология laissez-faire (согласно которой государственное вмешательство в экономику должно быть минимальным), практиковавшаяся во время ипотечного кризиса, «была столь же примитивной, сколь опасной».
«“Дикий” финансовый капитализм, подобно иракской войне и отрицанию изменений климата, считался, — отмечает Туз, — одним из проявлений токсичного англо-американского варианта капитализма. Вот почему, когда в 2008 году разразился шторм, в среде европейских политиков наблюдалось ощутимое злорадство».
Но на самом деле это было свидетельством слепоты европейских политиков. Туз демонстрирует глубокую взаимосвязь европейской и американской финансовых систем. Он показывает, что в 2006 году европейские банки создали треть самых рискованных частных ипотечных ценных бумаг Америки. А к 2007 году две трети токсичных коммерческих бумаг были выпущены европейскими финансовыми организациями. Колоссальное расширение мировой финансовой системы было в значительной степени трансатлантическим проектом, в котором европейские банки так же жадно, как американские, стремились, не считаясь с рисками, найти новые источники прибыли. А европейские регуляторы были так же слепы к нарастающим проблемам, как и их американские коллеги.
И в Европе, и в Америке почти никто не осознавал, насколько серьезные угрозы дестабилизации создают неконтролируемые глобальные финансы. Как замечает Туз, по обе стороны Атлантического океана «проблемой считались политики, рабочие и получатели пособий, а вовсе не банки или финансовые рынки… А финансовые потоки в Европе, как и во всей глобальной экономике, определялись не торговыми потоками, а деловой логикой банкиров, которым были нужны самое дешевое фондирование и самая большая прибыль. Восходящая спираль банковских балансов и цен на активы, стоявшая за американским бумом, была еще ярче выражена в Европе».
Американская решительность
В конце концов кризис поразил и Америку, и Европу, но был в значительной степени преодолен благодаря решительным действиям именно финансовых властей Вашингтона.
В начале кризиса, как отмечает Туз, Федеральная резервная система и американское министерство финансов недооценили масштаб последствий, вызванных банкротством банка Lehman Brothers: «Никогда прежде, даже в 1930-е гг., такая крупная и взаимосвязанная система не подходила так близко к тотальному краху. Но после того, как масштабы угрозы стали очевидны, американские власти засуетились».
Но когда ФРС взялась за дело, она действовала агрессивно и в то же время весьма изобретательно, став гарантом последней инстанции для потрепанных балансов не только американских, но и европейских банков, которым досталась примерно половина той поддержки ликвидности, которую ФРС оказывала во время кризиса.
На ранних стадиях кризиса многим показалось, что мировая экономика падает в бездонную пропасть. Туз показывает, как Федеральная резервная система с некоторой помощью других центральных банков остановила это падение: «ФРС прибегла к поистине впечатляющей инновации. Она обеспечивала долларами всех, кто обращался в Нью-Йорк, о каких бы банках ни шла речь — и американских, и неамериканских. Посредством так называемых своп-линий* ликвидности ФРС дала избранным ключевым центральным банкам возможность предоставлять долларовые кредиты, если такая потребность возникала. Развернув мощную трансатлантическую активность, первую скрипку в которой играл Европейский центральный банк (ЕЦБ), эти банки закачали в европейскую банковскую систему триллионы долларов». Общая сумма такого рода займов достигала более чем восьми триллионов долларов. Причем выбранный механизм позволял ФРС осуществлять эти вливания без одобрения Конгресса. Удивительно, но в публичном пространстве эти меры остались совершенно незамеченными и до сих пор мало обсуждаются.
Решения, принятые ФРС и американской администрацией, сработали: «Американские банки стабилизировались и фактически процветали, домохозяйства снова начали сберегать, рост возвращался медленно, но верно. Еще одна Великая депрессия была предотвращена. Система сработала».
Руководство Соединенных Штатов действовало, по мнению Туза, на удивление «двухпартийно»: уходящая администрация Буша и приходящая администрация Обамы почти безукоризненно координировали свою политику. Но, при всей важности решительных действий ФРС и американского руководства, стоит отметить, что, к удивлению многих экспертов и к досаде многих политиков, именно Китай оказался оазисом роста в стагнирующем мире мировой экономики.
На фоне решительных действий американских политиков и регуляторов европейские игроки продемонстрировали неспособность к адекватной реакции на развернувшийся кризис: «Разница заключалась в том, что, когда немыслимое случилось, у США нашлась федеральная структура, в рамках которой можно было сымпровизировать ответ. К несчастью для ЕС, у него не только не оказалось подобных структур в момент кризиса. Помимо этого, кризис разразился именно тогда, когда попытки ЕС выстроить более прочные конституционные рамки натолкнулись на принципиальные политические барьеры». Неолиберальная политика не предусматривала того, что «высокоинтегрированный финансовый капитализм способно обуздать лишь дисциплинированное государство, имеющее волю и возможности для действия». То есть то, что оказалось в наличии в США. Развернувшиеся события показали, что справиться с банковским кризисом такого масштаба, как в Европе, могло лишь очень умелое государство. А его не оказалось, так же как способности создать мощности для борьбы с банковским кризисом.
«Перед лицом кризиса эпохальных масштабов администрация Обамы на свой манер предъявила миру образец гегемонии XXI в., — замечает автор. — …Америка не только подавала пример своими программами стимулирования отечественной экономики и монетарной политикой. ФРС посредством тонкой дипломатии и крупномасштабных программ по предоставлению ликвидности помогла Европе преодолеть самый глубокий кризис со времен Второй мировой войны».
Что касается Европы и ее лидеров, то тут Туз полон иронии и сарказма, что хорошо видно по описанию им саммита «Большой двадцатки» в 2009 году в Лондоне: «Когда тем вечером лидеры “Большой двадцатки” встретились в Букингемском дворце, собрание превратилось в причудливую демонстрацию напыщенности. Когда Саркози не работал на публику, он демонстративно разговаривал по сотовому телефону… Сильвио Берлускони из Италии шумел, отчаянно пытаясь привлечь внимание Обамы. Все остальное время он клевал носом. Меркель была невозмутима и почти неподвижна… Некоторые лидеры были не способны бегло говорить по-английски и слабо разбирались в существе вопроса. И поверх всего этого метал громы Гордон Браун, оставшийся без сна и находившийся на грани психоза, который вскоре сменила тяжелая депрессия».
И Туз делает весьма нелицеприятный вывод о будущем Европы: растущая зависимость от чужих технологий, относительная стагнация еврозоны и вытекающая из этого зависимость европейской модели роста от экспорта на другие рынки делают претензии Европы на автономию от американской политики и влияния корпораций необоснованными: «Европа рискует превратиться из независимого игрока в объект чужого капиталистического корпоратизма. Более того, в той мере, в какой речь идет о международных финансах, жребий уже брошен. После двойного кризиса Европа выбыла из гонки… Уолл-стрит, Гонконг и Шанхай могут просто обойтись без Европы».
Кризис неолиберализма и демократии
Решительная политика ФРС противоречила представлениям, господствовавшим в экономической теории с 1970-х годов. Как замечает Туз, «для десятилетий, предшествовавших кризису, было характерно господство неолиберальной идеи о “рыночной революции” и отказа от государственного интервенционизма. При этом государственное регулирование было делегировано “независимым” учреждениям, и в первую очередь “независимым центральным банкам”».
Однако кризис показал, что неолиберальная политика имеет свои пределы. И Туз приходит к выводу, который пронизывает всю его книгу: мы живем в эпоху не ограниченного, как мечталось идеологам неолиберальной политики, а на самом деле «большого правительства, крупномасштабных государственных действий и интервенционизма, который имел больше общего с военными операциями или с оказанием экстренной медицинской помощи, чем с управлением, подчиняющимся закону. И это выявило важную, но неприятную истину, замалчивание которой диктовало весь ход экономической политики с 1970-х гг. Основы современной монетарной системы носят политический характер, и с этим ничего нельзя поделать».
А второй важнейший вывод Туза состоит в том, что этот кризис носил не только экономический, но и политический характер: «Мы живем в мире, в котором господствуют капиталистические олигополии: во время кризиса и дальнейших событий этот факт и его последствия в плане государственных приоритетов проявились со всей очевидностью. Это — неприятная и взрывоопасная истина, которой подавилась демократическая политика по обе стороны Атлантики… И самое меньшее, что можно было из этого вывести, — смерть оптимистичной догмы, согласно которой демократия и рынки рассматривались как естественные и необходимые дополнения друг к другу, этой мантры, получившей популярность после холодной войны».
Подводя в 2011 году итог кризису, бывший директор по бюджету при Обаме Питер Орсаг неожиданно откровенно сказал, что «как бы радикально это ни прозвучало, нам нужно вывести наши политические институты из ступора, сделав их чуть менее демократическими <…> Нужно выкинуть за борт сказочку о чисто представительной демократии и вместо нее начать выстраивать новый набор правил и институтов, которые уменьшили бы пагубность законодательной инерции для долгосрочного здоровья нашей страны».
Но особенно откровенно эти плохо скрываемые антидемократические настроения европейской элиты — и политической, и экономической — проявились в отношении ведущих европейских стран к Греции и Португалии. Как замечает автор, «силы существующего порядка, собравшиеся в Еврогруппе, взяли курс на противодействие левым правительствам, пришедшим к власти в Греции и Португалии в 2015 г., а затем и на их нейтрализацию». Жесткие меры по сдерживанию левых, сомневавшихся во вменяемости европейской экономической политики, сделали свое дело и заставили эти правительства проводить не ту политику, за обещание которой их избрали, а политику, навязанную им финансовыми властями Европы. Что фактически продемонстрировало пределы демократии в ЕС.
Кризис и место России в мировой политике
Автор, как мы уже отмечали выше, не ограничивается рассмотрением экономических проблем, приведших к кризису и проявлявшихся по мере его развития. В центре книги стоит утверждение, что вторжение США в Ирак в 2003 году, мировой кризис 2008 года и избрание президентом США Дональда Трампа в 2017-м не просто ключевые моменты новейшей всемирной истории, но и связаны между собой так же, как и с брекзитом и украинским кризисом. Вот почему в книге не только рассматриваются события собственно кризиса, но и дается широкая панорама предшествующих и последующих событий, происходивших практически во всем мире. В эту панораму попадают и Россия, и Украина.
Конечно, в отличие от экономического кризиса, многие детали которого не очень известны нашему читателю, события в России и Украине протекали, что называется, на наших глазах, но нам интересны оценки этих событий крупнейшим западным специалистом, тем более что, хотя он верен традиционной западной точке зрения на эти события, он все-таки старается соблюдать объективность, и это ему во многом удается.
Что касается России, то Туз достаточно подробно, хотя, конечно, бегло, описывает ее современную экономическую и политическую историю, предшествующую кризису. Внимание автора этих строк обратило одно замечание автора, объясняющее политику завышенного курса рубля, которую много лет проводили экономические власти России, и которая всегда удивляла автора этих строк, поскольку она разрушала экономику страны: «Это давало краткосрочные преимущества, так как удешевляло импорт. Местные олигархи могли со скидкой покупать престижную недвижимость за рубежом». Как, оказывается, все просто и цинично.
Но главное внимание Адам Туз уделяет мюнхенской речи Путина, ее причинам и последствиям. Он отмечает, что возвращение России на мировую арену в начале 2000-х было обязано глобальному экономическому росту в еще большей степени, чем усиление Китая. Благодаря этому Россия, как и Китай, получила огромные долларовые резервы. И на Мюнхенской конференции Путин захотел узнать у лидеров мира: что даст восстановившая равновесие и реинтегрированная мировая экономика геополитическому миропорядку? «Сделав это, он выявил наличие глубоких разногласий на Западе — в рамках Европы и между Европой и США — в отношении того, какая именно международная архитектура должна служить рамками экономического и финансового развития».
К слову сказать, к настоящему времени ситуация поменялась, теперь похожие вопросы задают друг другу США и Китай, а остальной мир с некоторой опаской ждет, чем закончится этот обмен вопросами, на которые каждая из сторон дает взаимоисключающие ответы.
К сожалению, на мюнхенскую речь Запад ответил демонстративной поддержкой стремления Грузии и Украины к вступлению в НАТО. Хотя у Запада, отмечает Туз, не было никаких оснований для того, чтобы утверждать, что продвижение НАТО в Восточную Европу имеет какое-либо отношение «к модернизации самого альянса или к обеспечению безопасности в Европе», если только оно не основывается на предполагаемой враждебности со стороны России. В таком случае Москва не могла интерпретировать это расширение иначе, как «серьезно провоцирующий фактор». Тогда Европа не поняла серьезности отношения России к этой политике, что и спровоцировало кризис на Украине. К слову, поведение Европы сейчас, во время белорусского кризиса, показывает, что тот урок вроде бы усвоен.
Что же касается собственно экономического кризиса и реакции российских властей на него, то Туз отмечает два фактора, которые способствовали более или менее успешному преодолению Россией его последствий.
Во-первых, предотвращение штопора девальвации и банкротств, для чего Центральный банк использовал свои валютные резервы. Но «подобно любым успешным оборонительным боям, это обошлось недешево. Ради предотвращения обвала рубля центральный банк потратил 35% от общей суммы своих запасов».
Во-вторых, «выдвинутое Кремлем требование о том, чтобы олигархи пожертвовали значительной частью своего состояния для стабилизации фондового рынка». Туз отмечает также ряд конкретных мер, принятых правительством для поддержки отдельных крупных компаний, например «Русала», и отраслей промышленности, например автомобильной.
Туз напоминает об известном эпизоде, произошедшем в Пикалево, когда Путин, тогда премьер-министр, в категоричной форме потребовал, чтобы Олег Дерипаска взял на себя обязательства немедленно выплатить зарплату рабочим. Как замечает Туз, смысл такого послания был ясен. Через десять лет после унизительного 1998 года в стране нашелся человек, способный добиться, чтобы «дело шло»: «Такой подход был по-своему эффективен. Он продемонстрировал, что у страны есть лидер. Он ставил олигархов на место. Он способствовал сплочению российских социальных интересов вокруг государства, заботившегося о них, и позволял премьер-министру Путину оставаться в центре внимания».
Россия, хотя и с существенными потерями, преодолела кризис 2008 года, но тут подоспели 2014-й и политический кризис на Украине, обернувшийся для России политическими и экономическими проблемами.
Украинский кризис и роль мировых игроков
Туз подробно рассматривает предысторию украинского кризиса, который в его изложении выглядит как итог попросту некомпетентной политики Европы, не отдававшей себе отчета в ее возможных последствиях.
Он напоминает, что с 2012 года Украина в рамках так называемого Восточного партнерства вела переговоры об ассоциации с ЕС. К 2013 году переговоры с Украиной находились на наиболее продвинутой стадии.
Но при этом, как замечает Туз, вплоть до 20 ноября 2013-го, когда Киев получил письмо из МВФ, никто на Украине не понимал, насколько непривлекательными окажутся западные условия. Предложение ЕС стало настоящим потрясением для украинского руководства. По оценкам комитета немецких экспертов, в результате их реализации Украине предстояло ежегодно терять в торговле с Россией не менее трех миллиардов долларов. В Киеве убытки оценили примерно в 50 млрд долларов. Брюссель отмахнулся от всех этих цифр. «Мы не могли сдержать своих эмоций, — заявил агентству Reuters постоянный представитель Украины при НАТО, — они плюнули в нас». А украинский премьер-министр Николай Азаров указывал на «чрезвычайно суровые условия» пакета ЕС—МВФ. Что фактически признал еще 28 ноября 2013 года президент Европарламента Мартин Шульц, который в интервью Der Spiegel сказал: «Мы недооценили драматичность внутриполитической ситуации на Украине». Проблема в том, что, как заметил Шульц, «в Европе не особенно популярна помощь странам, находящимся в кризисе».
Мы не будем останавливаться на описании Тузом последующей истории развития украинского кризиса, нам важно признание того, что, как напоминает Туз, впоследствии лидеры ЕС утверждали, что ЕС «случайно вляпался» в украинский кризис. Эти слова находились в одном ряду с их простодушными заявлениями о том, что «ЕС не занимается геополитикой». «Возможно, — иронизирует Туз, — это отражало наивность некоторых должностных лиц из Брюсселя, но это никогда не было правдой».
Но ключевую роль в украинских событиях, по мнению Туза, сыграл Вашингтон, что стало ясно из пресловутого подслушанного разговора Виктории Нуланд, помощника госсекретаря по европейским и евразийским делам, с американским послом на Украине. Двадцать восьмого января 2014 года, обсуждая с послом Пайеттом различные альтернативы, Нуланд небрежно заметила: «Думаю, будет здорово все это устроить и привлечь к этому ООН — и на**й ЕС». А Пайетт не моргнув глазом ответил: «Нам нужно кое-что сделать, чтобы все это наладить, потому что можно быть уверенным: едва у нас начнет что-то получаться, русские устроят закулисную возню, чтобы пустить все под откос», продемонстрировав тем самым степень самостоятельности украинских политиков.
Однако в конце концов судьбу страны, как отмечает Туз, решили восторженные, распаленные меньшинства, вдохновленные надеждами и страхами, связанными с Россией и Западной Европой, а также пестрым набором политических образов, почерпнутых из всех частей политического спектра. Заметим, что вплоть до нацистских. Причем именно последние сыграли самую активную роль на Майдане. За что Украина заплатила войной на востоке и фактическим распадом страны. Хотя, конечно, заметим уже мы, эти меньшинства не победили бы, если бы не давление Европы и США на правительство Януковича и на него лично, препятствовавшие любой их попытке решительно противостоять этим меньшинствам.
***
В книге Туза затронуто еще множество тем, в том числе такие важнейшие, как роль и место Китая в современной политике и экономике, причины и последствия избрания Трампа для США и всего мира. Но предоставим читателю самому делать выводы об этих сюжетах. Закончить наш обзор этого колоссального труда хотелось бы заключительными и очень многозначительными словами самого Туза: «Из-за бурного начала XX в. первые годы XXI в. переполнены столетними годовщинами. Самая значимая из них отмечалась в 2014 г.: речь идет о столетней годовщине 1914 года…
Между вопросами, которыми мы задаемся по поводу 1914 и 2008 гг., существует поразительное сходство… Каким образом накапливаются огромные риски, слабо осознаваемые и едва контролируемые? Каким образом великие тектонические сдвиги глобального строя вызывают внезапные землетрясения? Каким образом “железнодорожные расписания” гигантских технических систем, сочетаясь, приводят к катастрофе? Каким образом анахроничные и устарелые системы отсчета мешают нам понять, что происходит вокруг нас? Сами ли мы вляпались в кризис или нас подталкивали к этому темные силы? Кого винить за итог — спровоцированную людьми рукотворную катастрофу? Не является ли движущей силой всякой нестабильности неравномерное и совместное развитие глобального капитализма? Каким образом массовая политика с ее страстями диктует решения, принятые элитой? Как политики эксплуатируют эти страсти? Достижим ли международный и внутренний порядок? Можем ли мы прийти к постоянной стабильности и миру? Дает ли закон ответ на этот вопрос? Или же мы должны полагаться на баланс угроз и суждения специалистов и генералов?
Этими вопросами мы уже сотню лет задаемся применительно к 1914 г. Не случайно их аналогами служат вопросы, которыми мы задаемся по отношению к 2008 г. и его последствиям. Эти вопросы сопутствуют всем великим кризисам современности».
*Своп-линия — соглашение между центральными банками о валютных свопах. Валютный своп — это комбинация двух конверси-
онных сделок с разными датами валютирования. Первая сделка — ФРС покупает евро за доллары, например у Европейского цен-
трального банка, и заключает форвардную сделку, по которой через определенное время ФРС продает этому банку евро за доллары.
Тем самым Европейский центральный банк получает долларовую ликвидность и может выдавать кредиты в долларах.
Туз, А. Крах. Как десятилетие финансовых кризисов изменило мир — М.: Издательство Института Гайдара, 2020. — 776 с. Тираж 1000 экз.
Фото: John Stillwell/PA PHOTOS, Emeric Fohlen/ZUMAPRESS.COM
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl