ЭкспертБизнес

«Чтобы остаться на месте, нужно бежать быстрее»

Несмотря на кризис в потребительских отраслях, компания «Нордтекс» намерена и дальше инвестировать в производственные мощности и выводить на рынок новые продукты

Софья Инкижинова

В минувшем году многие отечественные предприниматели в развитии занимали осторожно-консервативную позицию — новых проектов не запускали, инвестировали лишь по необходимости, закрывали неэффективные проекты. Особенно это было заметно по игрокам рынка, работающим на конечных потребителей. Заморозка проектов и низкая инвестиционная активность запланирована и на 2020 год. Тем не менее есть компании, которые считают необходимым принимать активные действия даже не для того, чтобы сильно вырасти, а чтобы сохранить то, что есть. Одна из них — Ивановский текстильный холдинг «Нордтекс», который специализируется на производстве тканей, спецодежды и домашнего текстиля. Ее владелец и генеральный директор Юрий Яблоков уверен: сегодня, чтобы оставаться на месте, нужно бежать быстрее, а развитие новых направлений деятельности и дополнительные инвестиции позволят избежать падения оборотов. В интервью «Эксперту» Юрий Яблоков подводит итоги минувшего года, рассказывает об особенностях государственного регулирования текстильной промышленности, о работе с потребителями и, главное, о желании масштабировать бизнес.

— Юрий Сергеевич, что происходит со спросом на вашу продукцию? С какими результатами вы закончили год?

— Рынок домашнего текстиля напрямую связан с покупательной способностью населения. И настроения у торговых сетей, которые являются для нас основным рынком сбыта, сегодня не очень радужные. Многие ритейлеры отмечают сокращение продаж по всей нашей категории: к примеру, если говорить о постельном белье, то это как минимум минус десять процентов от уровня продаж предыдущего года. Скорее всего, в ближайшей перспективе падение потребительского спроса не остановится — потребительские траты сегодня больше напоминают вынужденную меру.

Рынки спецтканей, спецодежды, на которых мы также представлены, напротив, мало зависят от платежеспособного спроса населения. Такую продукцию приобретают в основном крупные компании и госкорпорации. По их закупкам можно судить об общей экономической ситуации в стране. Сейчас ситуация обычная: нет серьезного падения или роста продаж. Возможно, в целом направление спецтканей и спецодежды снижается, но оно компенсируется действиями властей. К примеру, начиная с 2014 года правительство активно использует протекционистские меры, жестко регулируя эти рынки: принят ряд постановлений, обязывающих компании приобретать больше отечественной продукции. Поэтому у российских производителей нет ощущения падения сбыта.

— Получается, что сейчас вам выгоднее заниматься производством спецтканей и спецодежды, чем домашнего текстиля?

— Не совсем так. Я не помню периодов, когда все было замечательно и на том и на другом рынке. Мы действуем, не сильно ориентируясь на рыночные тренды. Тем более что наша компания не имеет подавляющей доли на этих рынках. Часто бывает, что весь рынок фиксирует падение продаж, а мы, напротив, растем — и здесь нет ничего необычного. Многое зависит от наших конкретных усилий.

К примеру, по домашнему текстилю в нашей компании мы проводим достаточно большую диверсификацию. Если совсем недавно мы в основном специализировались на тканях для постельного белья и на его пошиве, то сейчас выпускаем максимально широкую линейку: подушки, одеяла, покрывала, шторы, махровые изделия, текстиль для кухни. В рамках категории «Домашний текстиль» не производим, пожалуй, только ковры и напольные покрытия. Поэтому нам и удается расти. Если продажи постельного белья за прошлый год снизились примерно на десять процентов в натуральном выражении, то по новым направлениям мы увеличиваем свои объемы на 30–40 процентов и выше.

«Оставьте все как есть»

— Как государство сегодня регулирует легкую промышленность — и чего бы вам хотелось?

— Государство за последние годы создало почти идеальные возможности для развития рынка текстильной промышленности. На мой взгляд, ключевым стимулом развития бизнеса стали лизинговые программы, когда закупки импортного оборудования субсидировались на сумму до 30 процентов от его стоимости. Таким образом государство не просто стимулировало развитие рынка текстильной продукции, а поддержало именно производство текстиля. Потому что на самом деле с каждым годом состояние предприятий становилось все хуже и хуже. И очень многие компании на эти средства провели модернизацию предприятий.

К сожалению, у нашей власти появилась новая идея. Хорошо, что пока ее до конца не реализовали. Речь идет о национальном проекте поддержки экспорта, который должен охватить все отрасли промышленности. В нем самом нет ничего плохого. Проблема в том, что в рамках реализации этого нацпроекта по экспорту планируют закрыть практически все предыдущие программы поддержки производителей, в том числе по лизингу. Принятие этого решения я считаю стратегической ошибкой. Впрочем, Минпромторг говорит, что программа поддержки лизинга с некоторыми изменениями будет пролонгирована до конца 2020 года. Но что это будут за изменения? Я очень беспокоюсь, как бы корректировка этой программы не превратила благое начинание в бессмысленное.

— А с экспортом что получилось?

— Понимаете, когда возникает какая-то здравая идея, то люди сначала ее декларируют, затем начинают обсуждать с различными ведомствами — Минфином, Минэкономразвития, Минпромторгом и так далее. В итоге каждый что-то добавит (убавит), и получается такой, мягко говоря, странный продукт, но зато согласованный со всеми ведомствами. Изначально ведь государство планировало субсидировать те же самые инвестиции в производство, субсидировать экспорт. Потом Минфин стал обрезать финансирование со всех сторон. В результате последняя версия, касающаяся нас, была такова: компании должны заявить о потенциальных объемах экспорта — как планируется увеличить продажи в следующем году. На определенные доли этих заявлений могут дать льготный кредит. В этом случае государство субсидирует кредит в валюте на два-три процента.

— В валюте, правильно?

— В том-то и дело. С одной стороны, логично: это экспорт, поэтому в валюте. С другой стороны, компенсация процентной ставки в валюте — сомнительная помощь. Например, наша компания за последние десять лет, как и многие другие, уже имела проблемы с выплатой валютных кредитов: в 2008 году стоимость доллара выросла с 24 до 32 рублей, а в 2014 году дошла до 80 рублей. И тогда я на всю жизнь зарекся брать валютные кредиты. Понимаете, валютный кредит — это не тот стимул, который может сдвинуть экспорт. Узнав о подобной программе, все текстильщики, с кем мы этот вопрос осуждали, пожали плечами и сказали, что вообще не готовы брать валютные кредиты; если, мол, и будем экспортом заниматься, то по собственной инициативе. Пугает то, что государство, создавая такие не особо мотивирующие программы, предложило ликвидировать реально работающие и эффективные. А как мы дальше будем развиваться? Я очень надеюсь, что программу по лизингу пролонгируют на приемлемых условиях. В этом случае мы построим еще одно производство.

— В том случае, если будут субсидии по лизингу?

— Да. Если субсидии сохранят, вскоре у нас появится новая прядильная фабрика. Без субсидий нам придется проект отложить. Новая фабрика не ориентирована на экспорт, но благодаря этому производству мы получим необходимые полуфабрикаты. Это продукция первого передела в нашем бизнесе. Сейчас мы закупаем пряжу в Китае, Индии. В дальнейшем хотим уйти от импорта и производить пряжу сами.

— Какая дополнительная помощь вам требуется от государства?

— Мы хотим, чтобы государство ничего не меняло. Я считаю, то, что сделал Фонд развития промышленности (ФРП), — отлично, это работающий государственный институт. Сейчас там уже много проектов запустили. Это первое. Второе — субсидирование процентной ставки по кредитам, что реально сработало. Третье — постановления правительства, касающееся нашего направления по спецтканям, когда компании с госучастием обязаны приобретать только отечественную спецодежду для своих работников. Четвертое — лизинговая программа. И если бы все оставили как есть, то текстильная отрасль активно развивалась бы в нашей стране.

Однако, к примеру, с 2019 года закрыли программу субсидирования процентных ставок на оборотные средства. Это очень горько, когда приходится платить за кредит 12–13 процентов годовых, просто нерыночные условия. У нас сейчас курс рубля каким был в январе прошлого года, таким и остался. А мы, по сути, в валютной зоне находимся — пряжа, красители, что около 70 процентов себестоимости являются импортным товаром. При том что наши европейские и азиатские коллеги платят кредиты всего один-три процента годовых. Раньше была программа, по которой треть ставки рефинансирования выплачивали. Конечно, не всем этой поддержки хватало, но в целом программа работала.

Сначала ликвидировали эту поддержку, в 2020 году обещали ликвидировать субсидию на оборудование, то есть лизинговую программу. А что дальше? Мы за то, чтобы создавались дополнительные стимулы поддержки промышленности. Но зачем работающие программы ликвидировать в угоду непонятному венчуру? Я считаю, что в рамках разрабатываемой сегодня программы поддержки национального экспорта никакого экспорта не будет.

— А разве вам не интересно выйти на экспорт?

— Чтобы начать работать на экспорт, нам надо провести мобилизацию внутри компании, серьезные изменения. Да, государство сейчас пытается заинтересовать участников рынка рядом субсидий — например, компенсацией затрат участия в иностранных выставках, транспортных затрат на экспорт и прочее. Конечно, это полезные вещи. Но посмотрите на размер такой помощи. Это больше похоже на похлопывание по плечу: ребята, давайте работайте. Только из-за наличия субсидий на участие в выставках мы на экспорт точно не пойдем. Подобное произойдет по внутреннему понимаю целесообразности наших действий, чего сейчас мы не видим.

Если российское государство хочет сделать серьезный рывок и выйти на экспорт, нужно создавать разумные стимулирующие условия: помогайте строить новые фабрики, ставить склады в Европе и прочее. Хотелось бы, чтобы в правительстве больше проводили слушаний участников рынка и спрашивали, как нам помочь начать экспорт, а не просто принимали удобные для себя решения. Нужны глобальные изменения. Посмотрите на Узбекистан, который в последние шесть-восемь лет начал активно субсидировать экспорт пряжи, — за это время у нас в России практически не осталось прядильных фабрик. Потому что себестоимость любой пряжи, которую мы у себя производили, выше, чем узбекской. Конечно, там государство потратило на это много денег. Но думаю, что с помощью налогов они уже получили гораздо больше выделенных субсидий. Дальше они планируют ввести господдержку в производстве тканей, суровья, и это тоже отразится на нашем рынке — их ткани в любом случае будут дешевле наших. Я недавно смотрел статистику. Закупки хлопка в Россию в 2019 году — всего двадцать тысяч тонн. В прежние годы наш Родниковский комбинат столько хлопка закупал. А теперь вся страна столько покупает. Закупки пряжи в Россию — четыреста тысяч тонн. Вот и весь рынок, которого у нас нет.

— Тогда зачем вам новая прядильная фабрика?

— В производстве мы используем не только хлопковую, но и более сложную пряжу. У нас широкий ассортимент — полиэстер, полиамид, вложения вискозы и так далее, то есть требуются другие волокна, которые Узбекистан не производит. Сейчас мы их привозим из Индии, Пакистана, Китая, хотя нам выгоднее выпускать такую пряжу здесь. А если бы Узбекистан своими действиями не раздавил российский рынок пряжи, то мы бы построили будущую фабрику в пять раз больше, чем теперь планируем.

— Во что вы сейчас инвестируете?

— Мы развиваем три основных направления: выпуск тканей для спецодежды, пошив спецодежды и домашний текстиль. И находимся в активной инвестиционной фазе модернизации производств. В минувшем году реализовали проект стоимостью 660 миллионов рублей. У нас идет увеличение выпуска махрового производства, штор. Та же самая ситуация с подушками и одеялами, мощности по которым мы увеличиваем вдвое. Соответственно, проект 2020 года — это строительство фабрики для смесовых и других сложных типов пряж.

— Вы используете заемный капитал?

— Последние почти десять лет у нас практически нет внешних заимствований; они были связаны с определенными финансовыми проблемами, которые возникли после кризиса. И до последнего времени мы каждый год гасили огромную сумму кредитов. В 2011–2012 годах наша долговая нагрузка составляла свыше трех миллиардов рублей, сейчас чуть более 600 миллионов (при обороте шесть миллиардов рублей). Для нашего предприятия это не критично, учитывая, что в 2019 году мы выплатили по кредиту почти 450 миллионов рублей. Это означает, что каждый месяц мы гасим кредит в среднем по сорок миллионов рублей. Конечно, тяжело каждый месяц из нашего оборота выбирать эту сумму. Однако если мы и дальше будем работать такими темпами, то уже через полтора года наш кредитный портфель станет нулевым.

Внешние заимствования были только по линии ФРП в 2016 году, когда мы взяли инвестиционный кредит 465 миллионов рублей под строительство махрового производства, из которых мы половину уже вернули в прошлом году. Осталось вернуть только половину этого кредита. После у нас займов не было. Из 600 миллионов рублей половину мы должны Сбербанку. Кредит ФРП нельзя пролонгировать, там определенный график платежей, и мы вынуждены гасить. Сбербанк говорит, что готов нас заново финансировать. Мы еще не начали с ними работать, но, я думаю, в следующем году начнем опять. С фабрикой я надеюсь на лизинг. Здание у нас есть, уже готовое. И если Минпромторг поддержит предыдущую лизинговую схему, то мы закупим новое оборудование и реализуем проект.

— Как на вашей компании отражается прошлогоднее увеличение налогового бремени?

— Нам тяжело, как и всему бизнесу. К сожалению, и у предприятий при том же самом уровне ставок фактические налоги постоянно растут. Поэтому нам приходится быстрее бежать, чтобы оставаться на месте. Мы компенсируем это только за счет увеличения продаж, за счет вывода на рынок новых продуктов. Если бы мы по выручке остались на уровне 2018 года, то нам было бы совсем плохо.

Теоретически государство идет по правильному пути, начиная более жестко контролировать налоги. Однако сейчас это приводит к тому, что наш финансовый департамент процентов на семьдесят работает только с налоговыми органами. С их стороны постоянно идут проверки, составляются претензии, если какой-то поставщик не заплатил налоги. В ответ мы должны предоставить огромное количество документов. Конечно, со временем ситуация должна нормализоваться, но сейчас это серьезно мешает работе.

Капсульная стратегия

— Что вы планируете делать для увеличения продаж вашей продукции в рознице?

— Конечно, проблема с реализацией — главная проблема любой компании. Основные каналы сбыта для нас сейчас торговые сети и онлайн-торговля. Вместе с тем в прошлом году мы довольно сильно сократили работу с дилерами, с одиночной розницей, потому что видели от них меньшую отдачу. Чаще всего мы работаем с федеральными и региональными сетями. Естественно, чем крупнее ритейлер, сеть, тем нам интереснее. Нас интересует максимальное покрытие. Если раньше мы активно сотрудничали с ритейлом, стремясь к расширению полки, базового ассортимента, то драйвером продаж минувшего года стали акции. К примеру, магазины предлагали нам участие в акциях по самым разным поводам — от федеральных праздников до локальных мероприятий сети. В результате мы оперативно изготавливали целые партии продукции под такие акции.

— Чем же вы отличались от других компаний, участвуя в таких акциях?

— Безусловно, многие компании торгуют широким ассортиментом. Но таких, которые полностью производят широкий ассортимент самостоятельно, наверное, и нет. Именно по этой причине торговые сети обращаются к нашим капсульным предложениям. Капсула — это когда в одном стиле, в одном дизайне создан весь ассортимент предлагаемой продукции: например, постельное белье, подушки, покрывала, шторы, махровые изделия. И главное, мы производим это быстро. В отличие от многих наших коллег-конкурентов. Они могут все то же самое заказать в Китае, но для этого потребуется ждать пять месяцев; мы же поставляем свои коллекции уже через один-два месяца. Мы не стремимся конкурировать по ценам. И не работаем в низком ценовом сегменте, где лишь бы сделать подешевле, — нам важно качество.

— Под акциями вы что подразумеваете — распродажи?

— Не обязательно. Разного рода скидки — лишь один из инструментов привлечения внимания к продукции. В основном это акции самой сети. Покупатели могут собирать какие-либо фишки и прочее, что придумают сами ритейлеры для повышения лояльности. Какие конкретно инструменты они используют, нас касается в меньшей степени, потому что магазины выкупают нашу продукцию. Но мы знаем, что если выставить всю капсулу в одном месте, то изделия быстрее реализуются. В свою очередь, мы можем поддержать коллекцию POS-материалами, то есть специализированными информационными стойками, буклетами о продукции и прочее. Мы комплектуем красочную стойку у себя на складе, везем клиентам, которым остается только снять пленку и поставить в магазине. А наш мерчендайзинг занимается, как правило, выкладкой.

— Развитие собственной розничной сети вы не планируете?

— Нет, не хватает компетенций. У нас есть несколько своих магазинов, но они не выходят на те показатели, на которые мы рассчитывали. Скорее всего, они нам служат неким источником маркетинговой информации. Там мы получаем возможность общения с конечным покупателем. В наших планах сейчас другое: постараться создать бренд. Бренд хорошо узнаваемый, который будет ассоциироваться именно с продукцией высокого качества. Причем это высокий уровень и с точки зрения дизайна, что немаловажно. Это будет наша работа на 2020–2021 годы.

— Но ведь потребительский спрос снижается. Сегодня целый ряд компаний уходит в сторону более простого продукта. Не видите ли вы здесь противоречия?

— Нет. Это другая стратегия. Я знаю компании, которые целенаправленно этим пользуются, и они довольно успешны. Мы придерживаемся иной философии: у людей становится меньше денег, но они хотят жить лучше. А мы предлагаем более качественную продукцию, комфортную и модную — нашими товарами приятно пользоваться, они долго служат. Вы сейчас, скорее, спрашиваете, как сделать так, чтобы действительно повысить потребительский спрос? Конечно, самый простой ответ: надо, чтобы люди больше получали, тогда они будут больше тратить. Но это слишком банально. Не только заработок создает у человека стремление поменять постельное белье, украсить интерьер своей комнаты. Когда ты не понимаешь, что произойдет завтра: не выгонят ли тебя с работы, не случится ли очередной экономический кризис, — каждый пытается скопить больше денег, отказывая себе во многом. На мой взгляд, люди начинают больше тратить денег только в том случае, если они внутренне спокойны. А мы своей продукцией придаем уверенность в будущем.

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl