Вокруг Петрограда
Весной 1919 года Европа готовила Версальский мир. Победители спорили об условиях, побеждённые смирялись с неизбежным, а в России — в форме кровавой гражданской войны — проходил вооружённый плебисцит о судьбе христианской цивилизации и её социальных институтов.
Союзники помогали белым армиям, но их командующие желали бо́льшего. «Нерешительность держав Антанты подрывают убеждённость и веру в себя тех людей, которые не очень сильны духом», — писал в апреле в частном письме генерал от кавалерии Карл Густав Маннергейм, занимавший должность регента Финляндии накануне первых президентских выборов в республике. В мае её суверенитет признали Франция, Великобритания, США, затем Япония, Бельгия, Италия и другие страны. Положение шведского барона, симпатизировавшего белогвардейцам, оставалось сложным. В сейме его поддерживали лишь немногие депутаты. Министр иностранных дел Рудольф Холсти возражал против участия финских войск в наступлении на красный Петроград с территории бывшей Выборгской губернии. С точки зрения Холсти, возможная победа белых в России выглядела ничем не лучше, чем сохранение диктатуры коммунистической партии.
Одновременно члены Русского политического совещания, находившиеся в Гельсингфорсе во главе с георгиевским кавалером, генералом от инфантерии Николаем Юденичем, вели диалог с Маннергеймом явно с расчётом на эффект добрых воспоминаний бывшего кавалергарда о старой службе в рядах императорской армии. Но сдержанный барон, хоть и ценил свои георгиевские награды — оружие и орден за незабвенные бои 1914 года, — всё же исходил не из романтических привязанностей к минувшей эпохе, а из трезвой целесообразности. Поэтому первым условием успеха в переговорах регент считал безоговорочное признание руководителями Белого движения независимости Финляндии.
Конец финского проекта
23 июня георгиевский кавалер адмирал Александр Колчак обратился из Омска к Маннергейму с просьбой об оказании помощи белым воинам «для спасения неисчислимых человеческих жизней, томящихся под игом большевизма». Как утверждал Верховный правитель, никаких «неразрешимых недоразумений между будущей Россией и Финляндией» быть не могло. Юденич в тот момент инспектировал части Северной (с 1 июля — Северо-Западной) армии генерал-майора Александра Родзянко, сумевшего перенести боевые операции с эстонской территории в пределы Петроградской губернии.
В начале июля Холсти доложил министрам о том, что регент втайне от правительства «заключил договор» с Юденичем. Сенсационная новость вызвала раздражение членов кабинета и произвела на них почти паническое впечатление — настолько реальной показалась угроза для суверенитета республики в случае военного сотрудничества финнов с бывшими царскими генералами, защитниками «единой и неделимой» России.
Версия Холсти не соответствовала действительности. Очевидно, речь шла о распространении дезинформации, до́лжной ухудшить политические позиции одного из кандидатов в президенты накануне выборов. Но дыма без огня не бывает. 10 июля Маннергейм через союзников направил корректный ответ Колчаку, в котором сообщал адмиралу:
«Большинство финляндского народа вместе со мною с сочувствием следит за борьбой, которую вы во главе храбрых русских войск ведёте с целью истребить большевизм, тем более, что и мы принимаем в ней участие, раздавив в Финляндии красное восстание, поддерживаемое и управляемое советским правительством <…> Финляндскому народу и его правительству далеко не чужда мысль об участии регулярных войск финляндских и в освобождении Петрограда.
Не стану от вас скрывать, господин адмирал, что по мнению моего правительства, финляндский сейм не одобрит предприятия, приносящего нам хотя и пользу, но требующего тяжёлых жертв, если [мы] не получим гарантий, что новая Россия, в пользу которой мы стали бы действовать, согласилась на некоторые условия, исполнение которых мы не только считаем необходимым для нашего участия, но также необходимой гарантией для нашего национального и государственного бытия».