Портретная галерея Дмитрия Быкова: Владимир Набоков

Дилетант18+

Владимир Набоков

Портретная галерея Дмитрия Быкова.

1

Мы не претендуем, конечно, на рассказ о творческом пути Набокова в пределах журнальной статьи. Нас интересует один его роман и несколько рассказов — самое начало американского периода, когда до так называемого культового статуса оставалось пятнадцать лет, в университеты охотно приглашали с лекциями, но на постоянную работу не брали, русскую литературную карьеру пришлось бесповоротно забыть, чтобы не травить душу, а американскому читателю имя Сирина ничего не говорило. Набоков in the mid of his forties, как говорили на новой родине, принуждён был начинать с нуля.

Хочется разрушить один стереотип, выдуманный не столько близорукой эмигрантской критикой, сколько российским читателем 80–90-х. Тогдашним снобам казалось почему-то, что Набоков прежде всего стилист. Тогда считалось унизительным и даже корыстным писать о нуждах низкой жизни, снисходить до участия в политике, вообще интересоваться современностью, и возник образ холодного мастера, не снисходившего до каких-то там различий между Сталиным и Гитлером. Башня из слоновой кости считалась идеальным убежищем, хотя сам Набоков в письме к сестре (тогда уже опубликованном) вполне определённо высказался на этот счёт: «Душка моя, как ни хочется спрятаться в свою башенку из слоновой кости, есть вещи, которые язвят слишком глубоко, например, немецкие мерзости, сжигание детей в печах — детей, столь же упоительно забавных и любимых, как наши дети. Я ухожу в себя, но там нахожу такую ненависть к немцу, к конц. лагерю, ко всякому тиранству, что как убежище се n’est pas grand’chose». Ненависть в самом деле была такова, что когда Набокову предложили перевести Bend Sinister на немецкий (именно этот роман и будет главным предметом нашего рассмотрения), он через Веру направил отказ; ему писали, что эта книга послужит делу перевоспитания немцев — он усомнился в возможности такового перевоспитания. Правду сказать, относительно Германии («Кармании») у него и раньше случались неполиткорректные выпады, но тут всё можно списать на Годунова-Чердынцева, который как протагонист не вполне надёжен: автор далеко не всегда на его стороне, и вторая, ненаписанная книга «Дара» заставала его в состоянии полного жизненного краха; но здесь, кажется, всё-таки слышен авторский голос. «Вообще, я бы завтра же бросил эту тяжкую, как головная боль, страну, — где всё мне чуждо и противно, где роман о кровосмешении или бездарно-ударная, приторно-риторическая, фальшиво-вшивая повесть о вой не считается венцом литературы; где литературы на самом деле нет, и давно нет; где из тумана какой-то скучнейшей демократической мокроты, — тоже фальшивой, — торчат всё те же сапоги и каска; где наш родной социальный заказ заменён социальной оказией, — и так далее, так далее… я бы мог ещё долго, — и занятно, что полвека тому назад любой русский мыслитель с чемоданом совершенно то же самое строчил, — обвинение настолько очевидное, что становится даже плоским. Зато раньше, в золотой середине века, Боже мой, какие восторги! “Маленькая гемютная Германия” — ах, кирпичные домики, ах, ребятишки ходят в школу, ах, мужичок не бьёт лошадку дрекольем!.. Ничего, — он её по-своему замучит, по-немецки, в укромном уголку, калёным железом». Надобно признать, он не ошибся.

Так вот, Набоков довоенный и доамериканский действительно выглядел аполитичным, но не потому, что презирал политику (сын едва ли не самого влиятельного кадета, заслонившего собою Милюкова, никогда бы себе такого не позволил). Просто были вещи самоочевидные, которые, по крайней мере в русской аудитории, можно было не проговаривать: случались и там антисемиты, «россияне-зубры», Щёголевы, Колдуновы, другие его персонажи — но они всё-таки были в меньшинстве, воспринимались как экзотика или глупость; смешно было Набокову снисходить до полемики со скифством или с Иваном Ильиным — ему-то очевидна была связь этого протофашизма с банальным недостатком ума или с избытком самомнения. Но болезнь оказалась заразна, и у огромной части человечества не было против неё никакого иммунитета. Фашизм казался петлёй времени, местью архаики, раковой опухолью, а оказался, похоже, неизбежной болезнью, которая, если ею не переболеть в детстве, хотя бы и в лёгкой форме, внезапно настигнет в тяжёлой и тогда уже окажется смертельной. Разумеется, Набоков не отождествлял коммунизма и нацизма — хотя бы потому, что Россию любил, а Германию не любил и болезни немецкого духа видел заранее; но тут оказалось, что от деградации не застрахован никто и что окончательно уничтожить фашизм можно было бы только вместе с человеческой природой. О том, что в этой человеческой природе приводит к фашизму, Набоков и писал в последние свои европейские и первые американские годы; по-русски об этом — «Истребление тиранов» и «Облако, озеро, башня», по-английски — Bend Sinister (наверное, точней всего именно перевод «Зловещий уклон», или, если хотите, «Чёрная метка») и Conversation Piece, 1945. Только разделавшись — хотя разделаться с нею и невозможно — с этой мучительной темой, он смог обратиться к тому, что действительно интересно; но и в «Пнине», и в «Лолите», и в «Аде» всплывает ощущение катастрофы, которая входит в сны, требует бегства, ежегодно грозит повториться.

2

Во всяком большом американском книжном магазине переизданиям Набокова отведена целая полка, но и в букинистических многоэтажных лавках, где есть, казалось бы, всё, вы вряд ли найдёте Bend Sinister: не так-то часто эта книга переиздаётся. На фоне реальных кошмаров Второй мировой набоковская анти-утопия выглядит слишком, что ли, скромно, хоть это и не совсем то слово; действительность слишком далеко превзошла ужасы, о которых писал он, но Набоков и не ставил себе цели превзойти действительность, по крайней мере в этом плане. Его интересовал генезис новых тёмных веков, их корни. Ничто в европейской истории конца XIX века, когда все уже настроились на ожидание великого технологического скачка, на мировое правительство и вечную жизнь, не предвещало кошмаров XX века; никакой Ницше не намекал на торжество Гитлера, потому что ведь Ницше и в самом деле совсем про другое. Никакой Достоевский не додумался бы до Освенцима или Соловков. Набоков вообще не связывал торжество тоталитаризма с прозрениями одиноких безумцев, сумрачных гениев; и уж конечно, идеи Ницше вовсе не овладели массами — потому что в этом случае они никогда не приняли бы Гитлера за сверхчеловека. Беда пришла откуда не ждали: ещё в 1908 году Честертон писал, что на пути у терроризма (так называл он грядущие революции) стоит обыватель, его надёжный здравый смысл, его уютные простые ценности. Честертон, хоть и был провидцем во многом другом, здесь жестоко ошибался: тоталитаризм — самое страшное последствие всех революций — опирался именно на обывателей, а не на борцов-нонконформистов. Грубо говоря, если брать сегодняшние аналогии, угроза фашизма исходит не от Лимонова, какие бы лоялистские позиции он сегодня ни занимал, а от молодой бюрократии с нашистским или молодогвардейским прошлым; мыслитель может говорить глупости, опасные и даже подлые, но сам мыслитель для протофашистского государства является врагом, а не союзником. Bend Sinister — великий роман именно потому, что разоблачает эту подмену; что усматривает оптимальную среду для фашизма не в пассионариях, сколь бы противны и самодовольны они ни были, а в добрых мещанах, в так называемых простых людях; Набоков первым — впрочем, после Гоголя — догадался, что питательной средой для фашизма становится не сверхчеловек, а маленький человек. Он вообще опасней.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Арестантская башня на Новой Голландии Арестантская башня на Новой Голландии

Уверяют, что поговорка в виде совета «не лезь в бутылку» родилась в Петербурге

Дилетант
Владыки мира. Путин лишился лидерства в рейтинге самых влиятельных людей Forbes Владыки мира. Путин лишился лидерства в рейтинге самых влиятельных людей Forbes

Владимир Путин впервые не стал лидером рейтинга самых влиятельных людей мира

Forbes
Последний шанс Наполеона Последний шанс Наполеона

Возвращение Наполеона к власти получило название «Сто дней»

Дилетант
Как выиграть войну с комарами, не проронив ни капли крови Как выиграть войну с комарами, не проронив ни капли крови

Советы для тех, кто полон решимости сражаться с комарами самостоятельно

Maxim
Александр Ферсман: строитель жизни Александр Ферсман: строитель жизни

В будущем строителем жизни будет учёный, не оторванный от окружающего мира

Дилетант
Катерина Мурашова: Почему дети болеют Катерина Мурашова: Почему дети болеют

Почему некоторые дети постоянно болеют и как этого избежать

СНОБ
Теперь мы будем жить по-новому Теперь мы будем жить по-новому

Все больше сегодня семей неполных или расширенных

Psychologies
Компостируй это Компостируй это

Что нужно сделать, чтобы преодолеть мусорный кризис

Русский репортер
Пахом с клюкой и комик с бейсбольной битой: 7 лучших фильмов Beat Film Festival Пахом с клюкой и комик с бейсбольной битой: 7 лучших фильмов Beat Film Festival

С 31 мая по 10 июня в Москве пройдет Beat Film Festival

СНОБ
Свежие идеи: 5 модных сочетаний лета-2018 Свежие идеи: 5 модных сочетаний лета-2018

Актуальные идеи сочетаний для теплого сезона

Cosmopolitan
Как в лучших фильмах Как в лучших фильмах

Актриса и продюсер Рената Пиотровски показала свой любимый курорт Сен-Тропе

OK!
Для чего нужны искусственные землетрясения? Для чего нужны искусственные землетрясения?

Сейсмологи занимаются тем, что вызывают землетрясения искусственно

Популярная механика
Красочные кардиганы 7KA Красочные кардиганы 7KA

Из России с теплом

Vogue
Формула успеха: как стать большим боссом, если вы женщина Формула успеха: как стать большим боссом, если вы женщина

Советы от женщин-руководителей как продвинуться по карьерной лестнице

Forbes
«Мария Магдалина»: евангельский фильм с женщиной в главной роли «Мария Магдалина»: евангельский фильм с женщиной в главной роли

Рецензия на фильм "Мария Магдалина"

Esquire
В чем ехать за город в майские праздники? В чем ехать за город в майские праздники?

Что надеть, чтобы даже на шашлыках выглядеть классно

GQ
Катерина Мурашова: Как провести отпуск с ребенком, чтобы всем было интересно Катерина Мурашова: Как провести отпуск с ребенком, чтобы всем было интересно

Как сделать семейную поездку насыщенной, образовательной и не скучной

СНОБ
10 Instagram-аккаунтов, в которых нет табу на менструацию 10 Instagram-аккаунтов, в которых нет табу на менструацию

Аккаунты, в которых девушки и женщины не стесняются говорить о менструации

Cosmopolitan
Черная быль. Что именно произошло на Чернобыльской АЭС и чем все кончилось Черная быль. Что именно произошло на Чернобыльской АЭС и чем все кончилось

С момента катастрофы на Чернобыльской АЭС прошло уже много лет

Maxim
До и после санкций: что происходит с рынком слияний и поглощений До и после санкций: что происходит с рынком слияний и поглощений

Новые санкции скорректируют планы крупных компаний

Forbes
Позиционное преимущество Позиционное преимущество

Что женщины на самом деле думают о самых популярных сексуальных позах

Maxim
Куала-Лумпур: отправная точка Куала-Лумпур: отправная точка

Если вы любите Азию, рано или поздно точно окажетесь в Куала-Лумпуре

АвтоМир
Инфекция жизни Инфекция жизни

Направленная панспермия в вопросах и ответах

Популярная механика
Огонь-трава Огонь-трава

Молодая крапива вкусна, полезна и, что немаловажно, абсолютно бесплатна

Добрые советы
Воры на доверии: как научиться технике финансовой безопасности Воры на доверии: как научиться технике финансовой безопасности

Технологии упрощают денежные переводы, но этим пользуются и злоумышленники

Forbes
Архитектурный вопрос: как женщины прорываются в «мужскую» профессию Архитектурный вопрос: как женщины прорываются в «мужскую» профессию

В архитектурно-строительном бизнесе становится все больше женщин

Forbes
Уволить Цукерберга: как Facebook выжить между политикой и экономикой Уволить Цукерберга: как Facebook выжить между политикой и экономикой

Политики стремятся вернуть контроль над инструментами массового воздействия

Forbes
Вынужденная национализация: что ждет Олега Дерипаску и UC Rusal после введения санкций Вынужденная национализация: что ждет Олега Дерипаску и UC Rusal после введения санкций

Санкции в отношении UC Rusal выглядят как подарок судьбы для правительства

Forbes
«Дизайн человека»: жить по природе, а не по ложному «Я» «Дизайн человека»: жить по природе, а не по ложному «Я»

Что такое система Human Design

Psychologies
Открыть в приложении